И тут я вдруг осознал, странно, что только теперь. Даже если и найду - это мне ничем не поможет. Путь, приведший меня сюда, отрезан. Быстро я забыл про реку и болото! И на что только надеялся до этого момента? Думал: разыщу охотника, а он уж как-нибудь придумает способ нам вместе выбраться отсюда. Ну а если его здесь нет вовсе? Эта мысль до сих пор не приходила мне в голову, будто специально дождавшись, когда положение окажется безнадежным. И тут она возникла с такой отчетливостью, словно перед моим мысленным взором, как на ладони, предстал весь бесконечный лес от края до края, и кроме меня в нем не было ни единой человеческой души. Он был пуст. Нестерпимое одиночество навалилось тяжелой глыбой.
“Хорош, нечего сказать, - мысленно “похвалил” я себя. - Полез прямиком сюда, ни с кем не посоветовавшись и толком никого не расспросив. Вряд ли Дженни была б так спокойна сегодня утром, отправься охотник в этот Сумрачный Приют. Она знает своего папашу получше, чем некоторые. Ушел себе - и ушел. Почему обязательно в лес? А я кинулся неизвестно куда! Даже лодку его не удосужился посмотреть: а вдруг она на месте. У этого берега точно никакой видно не было. Значит, все зря?! Выходит, что так”.
Хуже всего. Хуже одиночества и страха было чувствовать себя полным идиотом. Вот что значит, не разобравшись, лезть в чужие дела. “Охотник теперь наверняка уже сидит дома и попивает горячий чай. И не исключено, они вдвоем с Дженни ломают голову: куда, мол, это я подевался. А ведь ни за что не догадаются! - меня покоробило от мысли, что кому-то в этот момент может быть хорошо, что те, кого я бросился спасать, вовсе не нуждались в моей помощи и сейчас им гораздо лучше, чем мне. - И чего ради я тут очутился? Уж не из желания ли угодить той сопливой деревенщине? Поплелся выручать ее папочку, который своей пигалице и башмаков не удосужится справить, чтобы она гуляла по городу не хуже остальных прочих. Да только нечего ей делать среди приличных людей. Там не место всякому сброду, - самые черные думы неизвестно с чего вдруг потоком хлынули в мое сознание, а я от бессилия и отчаяния не мог и не хотел им сопротивляться. - Появись я где вместе с ней, друзья бы меня на смех подняли. А теперь, наверно, она на пару с охотником посмеивается надо мной. Я думал: они оба не в себе, - а на деле сам оказался глупым простаком. Ловко они меня обвели вокруг пальца! Ну, точно! Вспомнить хотя бы ту подозрительную бутыль тогда на столе. Небось, приворовывают из замка. Недаром в тот вечер девчонка возле него околачивалась и перепугалась, когда меня увидела... Посчитали, что у них появился конкурент, еще один любитель жировать на дармовщинку, и на троих все делить не захотели. А может, еще какой гадости от меня ждали. Ведя столь малопорядочный образ жизни, от других начинаешь ждать того же самого. Потому и спровадили меня поскорей отсюда, придумав все эти небылицы про зачарованный лес да про то, что он им жизни не дает. Хорошо подстроена ловушка. И еще этот старикан в лодке... Кто просил его везти меня за реку? С чего бы: только я на берег вышел - он тут как тут, и вопросов лишних даже не задавал. Заранее, небось, все ему было известно...”
Пока я предавался таким размышлением, не обращая внимания, что логика в них изрядно хромает, ноги сами собой продолжали нести меня в неизвестном направлении, шумно загребая сухую листву. Солнце, похоже, опускалось все ниже и ниже. Отсюда, конечно, никак нельзя его было увидеть, но воздух постепенно темнел. Казалось, кто-то медленно, капля за каплей, растворяет в нем черную краску. Только грибы, вдруг объявившиеся под ногами, были здесь небывало яркими. Они росли чуть ли не на каждом шагу, и я то и дело спотыкался о них, сбивая с тонких и длинных ножек пестрые шляпки размером с блюдо, на котором впору подавать жареного гуся. При этом они издавали неприятный сладковатый запах, от которого сразу становилось ясно: не то что есть, даже трогать их лучше не стоит. И если я случайно давил их, то сразу спешил прочь от этого места, торопливо вытирая о землю перепачканные сапоги.
Среди всего такого громадного я ощущал себя лилипутом. А может, я и вправду превратился в лилипута? Или, скорее, попал во владения великанов, где все привычного для них размера. И вот-вот я повстречаю их самих. Правда, покуда никого кроме деревьев я не видел, но и рядом с ними было страшно неуютно. Для них я был меньше, чем мошка для паука. Таракан на стене, над которым хозяйская рука занесла тапок - вот наиболее точное сравнение. Либо сейчас прихлопнет, либо позволит еще немного поползать, посуетиться. Торопиться незачем, все равно никуда не денусь. Как они были мне ненавистны! Я им, вероятно, не меньше. Да только моя ненависть была беспомощной, жалкой, а они, напротив, торжествовали, ехидно указывая на меня сучьями. От сознания полной безнадежности, когда уже начали подкашиваться ноги, я остановился и присел на землю, якобы отдохнуть, хотя не был уверен: поднимусь ли потом, и стоит ли вообще это делать. Силы, похоже, окончательно собрались меня оставить, лишь полные ярости мысли не покидали голову. Я был зол на себя и на весь мир: