Уинстэнли, однако, сознавал, что этого мало. Взгляните в себя, говорит он, и взгляните на мир, окружающий вас. И вы увидите в нем «ту же самую смесь невежества, гордости, себялюбия, угнетения и пустых разговоров, которые действуют против Христа в государствах, в советах, в церквах мирских». Значит, надо действовать и в этом мире, надо бороться с несправедливостью и угнетением в обществе. Все, кто наносит вред простым людям, кто лжет им или чинит произвол, должны быть сокрушены. Особенно церковные власти. Здесь Уинстэнли беспощаден. «Клерикальное, церковное, традиционное» управление, пишет он, должно быть вырвано с корнем, «ибо оно украдено обманным путем у королей земных с целью развязать войну против святых».
Но никого не надо убивать. Зло порождает только зло. Господь и так потряс до основания все устои этого мира, «продажные власти, фальшивые формы и обычаи так называемой божественной службы, королей, парламенты, армии, графства, королевства, университеты, человеческие знания, науки; он потрясает богатых и бедных и опрокидывает все, что стоит на его пути». Священнослужители, епископы и псевдоученые сами сложат с себя полномочия, когда увидят, что «низшие люди, глупцы в глазах этого мира… говорят о глубоких божественных вещах, которых эти мастера искусств не понимают». Ложные власти и угнетатели должны быть низвергнуты «не тюрьмами и бичами… не одним из оружий плоти», но словами истины.
Уже здесь, в самом начале проповеднической работы Уинстэнли неколебимо утверждает один из важнейших принципов своего учения: принцип ненасилия. Работать, бороться надо постоянно: и в самом себе ежечасно одолевать черного духа злобы и корысти, и в мире внешнем стоять за правду, за справедливость и свободу. Но не проливать крови, не отвечать насилием на насилие. Не брать в руки грязного «оружия плоти». Путь к новому миру — духовный путь. Как писал позже великий Милтон:
«Терпеливо ждите господа, — взывает Уинстэнли, — пусть каждый, кто любит Бога, попытается духом мудрости, кротости и любви осушить Евфрат, который, как и подобает великой реке, вышел из берегов и затопил землю… Ибо не месть, тюрьмы, штрафы, сражения одолеют смятенный дух; но мягкий ответ, любовь и кротость, терпение и справедливость умиротворяют гнев».
…Рассвет, весенний рассвет 1648 года брезжил сквозь дощатые ставни маленького окошка. Сыроватый воздух благоухал свежестью и надеждой. Уинстэнли дописал последнюю фразу: «Солнце справедливости встает все выше, и светлое сияние его станет свободой для Англии».
Работа была окончена. Около двухсот страниц, исписанных торопливым почерком, лежали на столе — плод многих, многих вечеров и бессонных ночей, плод высоких мечтаний и тяжких раздумий… Ему не хотелось с ним расставаться. Он приписал к нему заключительную оду:
Понимал ли он, какой вызов бросал этими стихами королю Карлу, пресвитерианскому парламенту, главнокомандующему лорду Фэрфаксу, самому Кромвелю? Вряд ли он думал сейчас об этом. Он должен был пригвоздить зло мира сего резкими, в душу глядящими словами:
Он должен был призвать собратьев по нищете на великую духовную битву, вселить надежду в их сердца. И он повторял стихами то, что уже сказал прозой: