— Карл Стюарт, король Англии! — произносит судья. — Общины, собранные в парламенте, в соответствии со своим долгом перед справедливостью, перед богом, нацией и перед самими собою, в соответствии с властью, которая им доверена народом, учредили эту высшую палату правосудия, перед которой вы предстали. Выслушайте предъявленное вам обвинение.
Встает генеральный прокурор Джон Кук и читает обвинительный акт. Король, задавшись коварной целью присвоить тираническую власть, говорится в нем, попрал права и привилегии народа и злоумышленно развязал против него кровопролитную войну. Он поэтому объявляется ответственным «за все измены, убийства, насилия, пожары, грабежи, убытки… причиненные нации в указанных войнах» и «как тиран, изменник и убийца, открытый и беспощадный враг английской страны» призывается к ответу за свои злодеяния.
И напрасно Карл пытается отвергнуть права и полномочия суда своих подданных, напрасно ссылается на божественный закон и свое наследственное право. Судьи не менее его убеждены в своей правоте.
— Нас ведет воля бога и народа Англии, — отвечают они.
26 января, в тот самый день, когда Джерард Уинстэнли подписывает свое обращение к беднякам, Верховный суд справедливости признает Карла Стюарта «тираном, предателем и убийцей, открытым врагом английского государства». Его приговаривают к смерти «путем отсечения головы от тела». Но лишь 59 человек отваживаются поставить под приговором свои подписи.
На следующий день приговор оглашают перед огромной, неестественно тихой толпой в Вестминстер-холле. Карл пытается протестовать — тщетно! Никто не верит больше его лживым обещаниям. «Справедливости! Справедливости! Казни!» — кричат солдаты.
30 января с утра площадь перед Банкетным залом Уайтхолла заполняется пародом. Несмотря на мороз, тысячи людей стекаются сюда со всего огромного города. На лодках, ломая прибрежный лед, переправляются из Саутворка. Верхом, в каретах, повозках, телегах едут из предместий, ближних и далеких. Прибывают из других графств. Неслыханное событие, которое должно произойти в этот день на площади с королем, монархом божьей милостью, помазанником, владыкой почти сверхъестественным, одно прикосновение которого, как известно, исцеляло золотуху и другие напасти, — привлекает несметные толпы.
Прямо перед окнами второго этажа Банкетного зала за ночь сколочен деревянный помост, обтянутый черным сукном. Вокруг него дежурят отборные полки кромвелевских солдат.
Около двух часов пополудни большое окно зала распахнулось, и из него на помост вышли офицеры. За ними — палач и его помощник в масках и с привязанными бородами. Через несколько мгновений показался король — невысокого роста, неестественно прямой, в черном одеянии. Рядом с ним — епископ.
Быть может, и Джерард Уинстэнли, подобно тысячам соотечественников, стоял в этот час среди народа на площади, ожидая неминуемого и ужасного события. У него были в эти дни дела в Лондоне: следовало отдать в печатню Джайлса Калверта новый трактат — очень большое сочинение. II поторопить издателя — в такие дни медлить с предложением Нового закона справедливости не пристало. Если так, если он действительно стоял в этот час на площади, глотая морозный воздух и вместе со всем народом напряженно переживая происходящее, то он видел, как король оглянулся на епископа, вышел из полукруга и шагнул к плахе. Он сказал несколько слов палачу, указывая на странно короткий обрубок дерева, на который ему предстояло в последний раз преклонить голову. Затем подошел ближе к краю помоста и, заглядывая в заранее приготовленный листок бумаги, начал говорить.
Мертвая тишина висела над многотысячной толпой. Но голос короля был слишком слаб, и его заикающуюся речь слышали хорошо только солдаты, окружавшие помост. Морозный ветер налетал порывами, и народу на площади доставались только обрывки фраз:
— В моей смерти повинны те, кто встал между мной и парламентом… Грубая сила… В чем заключается свобода? Иметь правительство и законы, обеспечивающие личность и собственность…
Смысл этих слов трудно было разобрать. Но стоило ли и раздумывать? Столько раз Карл отрекался от собственных слов, столько раз нарушал обещания, лгал, притворялся… Никто больше не верил ему.
— Подданные и монарх… — долетало до притихших людей. — Пока вы не поймете разницу, у вас не будет свободы… Я умираю за свободу…