Черчиллизм служит как бы каркасом, который основные течения британской политической культуры оплетают своими разноцветными нитями. Несмотря на то что в его символической основе находится реальная историческая фигура военного времени, черчиллизм в корне отличен от личности самого Черчилля. Как известно, настоящего Черчилля лишь против его воли и с большим трудом удалось поместить в рамки политических практик и партий, которые он вроде как воплощал собой. Но идеология представляет собой нечто гораздо большее, чем влияние отдельной личности, – и как раз это является секретом ее силы и живучести{3}.
Можно добавить, что эта сфабрикованная любовь к Черчиллю и то, как используется его образ, стали выражением ностальгии по империи, которая давно ушла в небытие, но которую в свое время поддерживали все три основные политические партии[19], а также крупные профсоюзы{4}. «Славные дни» прошлого прочно укоренились в историческом сознании британцев. И как только возникала необходимость – как это случилось в 1982 г., когда обществу очень трудно было смириться с реальностью, в которой Великобритания была всего лишь парой островов на севере Европы, – на помощь призывалось имя Черчилля. Победоносная война Тэтчер обеспечила ей еще один срок пребывания в должности премьер-министра и сформировала ее героический образ женщины-лидера. В своих выступлениях она даже стала называть Черчилля по имени – Уинстон, как если бы была знакома с ним лично.
Социальный историк Пол Аддисон соглашается с Барнеттом в том, что конфликт на Фолклендах сыграл важную роль в перезапуске культа Черчилля. В своем обзоре четырех новых книг, вышедших в 1980-е гг., он высказал мнение, что наблюдаемый культурный и политический регресс можно объяснить неудачной попыткой модернизации страны, предпринятой Гарольдом Уилсоном[20] и Эдвардом Хитом[21] в 1960-х и 1970-х гг.: «Как минимум в духовном смысле Черчилль пережил их всех и вновь занял свое место в британской политике в качестве одного из домашних идолов – хранителей миссис Тэтчер». Далее, однако ж, Аддисон пишет, что в те же самые десятилетия он почувствовал освежающее дуновение, способное смести старую пыльную паутину: «Патриотический пафос – за исключением фильмов о Джеймсе Бонде, где он демонстрируется как форма упадка и саморазрушения, – был оскорбителен для духа времени. Старые военно-империалистические сюжеты стали приемлемы лишь настолько, насколько в них присутствовали антивоенные настроения и социальная сатира, как в фильме Тони Ричардсона «Атака легкой кавалерии» (Charge of the Light Brigade){5}.
Когда в 1974 г. в Ноттингемском театре состоялась премьера пьесы Говарда Брентона «Черчилль» в постановке Ричарда Эйра, она была тепло принята публикой и получила благоприятные отзывы большинства критиков. Степенный и уважаемый Гарольд Гобсон в своем отзыве на пьесу, опубликованном в The Sunday Times, выразил некоторое удивление ее резким тоном – однако пьеса, как ему показалось, наводила на размышления: «Навязчивая и тревожная мысль, выраженная в мощной пьесе мистера Брентона, заключается в том, что человек, которого Англия избрала своим лидером [в 1940 г.], был не тем, кто ей нужен…»
Пьеса начинается со сцены похорон Черчилля. Люди в военной форме, несущие гроб, вдруг слышат громыхания, которые доносятся из катафалка. Они в ужасе смотрят друг на друга:
ВОЕННЫЙ МОРЯК: Сейчас он вылезет! Сейчас он вылезет! Я верю, что он сможет. Такой, как он, способен на все. (Яростно.) Так приструнить рабочих! (Давится кашлем. Откашливается. Яростно.) Мы в Уэльсе ничего ему не простили. Он войска против нас посылал, все руки в крови. Против уэльских шахтеров в 1910-м солдат посылал… Он был нашим врагом. Ненавидели мы его тушу жирную. Тушу эту жирную английскую аристократическую. Когда они собирали деньги на статую перед зданием парламента… Ни один городской или окружной совет во всем Уэльсе не стал в этом участвовать…
РЯДОВОЙ: Дык он ж войну выиграл. Это уж, как ни крути, его заслуга.
ВОЕННЫЙ МОРЯК: Войну выиграл народ. А он просто бухал со Сталиным…
ЧЕРЧИЛЛЬ (из гроба): Англия! Старая дура! Ты вконец износилась! Недостойная. Неблагодарная. После всего, что я сделал для тебя. Жалкая шлюха!
3
Anthony Barnett, 'Iron Britannia', Special Issue,