Оказавшись в этих местах, он захотел увидеть печально знаменитый Кровавый угол — напоминание о битве при Спотсильвейни, состоявшейся в мае 1864 года «На закате, — свидетельствовал очевидец тех дней, — мы увидели, что мертвые враги лежат грудами друг на друге, в некоторых местах в четыре слоя, представляя собой все ужасные виды увечий. Под кучей быстро разлагающихся трупов было заметно конвульсивное подергивание конечностей — раненые были все еще живы… Это место очень точно названо Кровавым углом»[56].
Один из фермеров согласился сопровождать Черчилля и его спутников. Пока они ехали к Кровавому углу, мужчина рассказывал подробности расположения и передвижения войск.
— Вы хорошо подкованы по этой теме, — заметил внимательно слушавший его Черчилль.
— Я прожил здесь всю жизнь, — ответил фермер. — Я был здесь в момент сражений.
— Сколько же вам было лет?
— Восемь.
Выяснилось, что битву как таковую он не видел — его отца убедили уехать. Они вернулись через несколько дней и нашли свой дом разрушенным, а всю округу усеянной мертвыми телами.
— Вот он, Кровавый угол, — сказал фермер, когда они прибыли на место. — Вот где плотно лежали убитые и раненые. Да, именно в этом окопе их тела были свалены в кучу. Мы пришли сюда, когда сражение продолжалось в одной или двух милях отсюда. Я начал стаскивать с одного из мертвых солдат сапоги, за что отец меня отругал. Видите вон ту небольшую лощину? Она вся была наполнена дождем. А вода в ней была багровая от крови.
В этот момент к путешественникам подошел парнишка, предложивший за скромную плату купить пули и нашивки. Черчилль приобрел несколько «несчастных реликвий» на память[57].
Держа в руках эти «забытые остатки того страшного урожая», он невольно задумался над тем, ради чего все это было. Не слишком ли велика цена? Не тщетны ли эти и другие сражения, на других континентах и в другие времена? Нет, считал Черчилль. Эти события являлись отражением борьбы за «великие цели». На полях сражений «своей безжалостной стопой чеканила шаги судьба», от результатов этих битв зависело дальнейшее направление мировой истории[58]. В мире не бывает тщетных усилий — просто ценой некоторых достижений являются десятки, сотни, тысячи человеческих жизней. И об этом никогда не следует забывать, особенно тем, кто не застал пропитанных порохом событий, но ради них они, собственно, и вершились.
Но хватит о грустном. Жизнь продолжала бить ключом. До поездки в Вашингтон, а оттуда в штат Виргиния Черчилль посетил место, где делаются новости и создаются развлечения. Он оказался в самом центре медиа-империи Рандольфа Уильяма Хёрста. Вначале Хёрст произвел благоприятное впечатление: «Он мне нравится. Он очень серьезный, уверенный публичный человек, опытный политик с широкими демократическими и пацифистскими убеждениями»[59]. В процессе общения мнение о Хёрсте стало корректироваться. Оно не изменило знак, но в нем добавилась глубина и появились новые детали. Черчилль назвал Хёрста «мрачным, простым ребенком», человеком с «отвратительным характером, играющимся с очень дорогими игрушками». Его огромный доход сопровождается «огромными тратами», большая часть которых идет на строительство дома и «не слишком избирательную покупку произведений искусств». Внешне Хёрст напоминает «квакера или мормона». Испытывая «безразличие к общественному мнению», он придерживается «либеральных и демократических взглядов».
Супруге Черчилль признавался, что Хёрст встретил его с «восточным гостеприимством и чрезвычайной личной вежливостью»[60]. Медиамагнат устроил для британского политика экскурсию по Голливуду. Вместе с кинопродюсером Луисом Бартом Майером (1885–1957) они посетили студии Metro-Goldwyn-Mayer. В честь именитых гостей был организован ланч, в котором приняли участие свыше двухсот представителей киноиндустрии. После ланча были сделаны памятные фотографии, британского гостя пригласили понаблюдать за съемками одного из фильмов[61]. Также Черчилль принял участие в рыбалке неподалеку от острова Каталина; всего за двадцать минут он поймал рыбу-меч весом восемьдесят пять килограммов. По словам бывалых рыбаков, у других на подобный улов уходили недели, а иногда и месяцы[62].
Описывая в своем травелоге посещение «фабрики грез», Черчилль затронул важный вопрос верховенства и неизбежности прогресса, проникшего во все сферы человеческой деятельности, в том числе и в индустрию кино. Речь шла о замене немого кино на звуковое. Появление в фильмах звукового ряда «потрясло Голливуд до самого основания», — считал Черчилль, указывая на «появление новых ценностей» и нового формата работы. «Все перевернулось вверх дном. Появились новые специалисты с чувствительной аппаратурой, потребовалась новая, значительно более сложная система организации съемочного процесса»[63].
59
Письмо Клементине Спенсер Черчилль от 19 сентября 1929 года. Documents. Vol. 12. P. 87.
61
См.: запись в дневнике Рандольфа Спенсера Черчилля от 18 сентября 1929 года. Ibid. Р. 83.
62
См.: Письмо Уинстона Спенсера Черчилля Клементине Спенсер Черчилль от 29 сентября 1929 года. Ibid. Р. 98; Manchester W The Last Lion: Winston Spencer Churchill. Vol. I. P. 826.