Уинстон обстреливал бывших коллег снарядами крупного калибра, так что скоро друзья, новые политические союзники, члены семьи и даже сам король попросили его умерить пыл. Тори пытались ответить ударом на удар, но у них имелись три уязвимых места. Во-первых, в правительстве Бальфура не было единства, и его глава мог удержаться у руля, только избегая хоть сколько-нибудь значимой политической и экономической инициативы; протекционизм, военный бюджет и закон об иностранцах по очереди подвергались жесточайшей критике со стороны оппозиции и очень вяло защищались консервативным большинством. Во-вторых, с великолепным саркастичным красноречием депутата из Олдхэма было крайне тяжело бороться: у консерваторов только один депутат, молодой адвокат Ф. Э. Смит, обладавший оперным басом, великолепным чувством языка и красноречием, намного более естественным, чем черчиллевское, мог успешно контратаковать Уинстона. Он добился успеха в первой же речи, высмеяв перебежчика. Но тори не смогли им воспользоваться, так как Уинстон пришел в такой восторг от этого выступления, что скоро сумел включить Ф. Э. Смита в число своих лучших друзей! Наконец, в-третьих, надо признать, что лидеры консерваторов оставались джентльменами, они знали бунтаря с детства и не могли перестать им восхищаться. Так, на рауте в один из уик-эндов, где собрались видные консерваторы со своими супругами, все ожидали, что депутата-ренегата сожрут с потрохами, но лорд Бальфур принялся расхваливать его достоинства, предрекая замечательную карьеру… Никто после этого не посмел слова плохого сказать о Черчилле! И еще удивительнее: Уинстон при работе над биографией отца контактировал со всеми, кто мог хранить связанные с ним воспоминания или документы. С просто поразительной бесцеремонностью он обратился… к своему главному парламентскому мальчику для битья, старому империалисту и протекционисту Джозефу Чемберлену. Тот ответил… приглашением поужинать и переночевать в его доме! Это был памятный ужин с изрядным количеством спиртного; «Джо» многое вспомнил, предоставил все имевшиеся у него документы и между делом похвалил Уинстона, что тот совершенно правильно сделал, перейдя в лагерь либералов ради своих убеждений. Когда Черчилль заболел, министр обороны Арнольд Фостер – чей план военной реформы был безжалостно раскритикован тем же самым Черчиллем – написал ему: «Поправляйтесь. Вы знаете, что я не разделяю ваших политических взглядов, но я полагаю, что вы – единственный человек во всей вашей парламентской фракции, кто понимает проблемы армии. Вот почему, из министерского эгоизма, я желаю вам скорейшего выздоровления. Могу я добавить, что желаю вам этого и от меня лично?» Когда имеешь дело с такими противниками, ожесточение неизбежно должно было смягчиться…
Уинстон серьезно относился к роли оппозиционера. Он изучал доклады, устраивал допросы чиновникам, составлял проекты и поправки; когда он согласился баллотироваться от Манчестера на предстоящих выборах, то часто туда ездил выступать на митингах сторонников свободы торговли, собиравших внушительные толпы. Его гневные тирады в адрес правительства консерваторов часто прерывались протестами тори, обвинявших его в двурушничестве, и суфражисток миссис Пэнкхёрст, которые упрекали его в безразличии к делу женщин. Но благодаря отличавшему его причудливому сочетанию открытости, юмора и убежденности, Уинстон обычно обезоруживал самых яростных оппонентов. Впрочем, на этом этапе молодой депутат говорит намного меньше, чем пишет: садясь в поезд или отправляясь к друзьям на уикэнд, он брал с собой целые саквояжи документов: это были части рукописи биографии лорда Рэндолфа, над которой он напряженно работал последнее время.
Он принимал приглашения на светские рауты, но часто оставался погружен в свои мысли, не обращая внимания на соседей… или соседок. С молодыми женщинами он по-прежнему болезненно застенчив: ни Хэрроу, ни Сандхёрст, ни поля сражений в экзотических странах, ни заседания в палате общин не подготовили его к общению с прекрасной половиной человечества, и подвиги матери на любовном фронте, возможно, только добавили комплексов. Мисс Памела Плоуден, уставшая от цитат Платона, в конце концов вышла замуж; отношения с американской актрисой Этель Бэрримор, за которой он ухаживал по совету матери, и, позже, с богатой наследницей Мюриэл Вильсон также закончились ничем. В 1904 г. на балу в Солсбери-Холл мать представила ему очаровательную девушку, Клементину Хозьер, внучку графини Эйрли. Это был ее первый бал. Уинстон барышню взял на заметку, но не обменялся с ней и парой слов… Спустя два года на светском ужине рядом с ним довелось сидеть юной Вайолет Асквит, которая так описала свои впечатления: «Долгое время он был поглощен своими мыслями. Затем он неожиданно обнаружил мое существование. Бросил на меня мрачный взгляд и спросил о моем возрасте. Я ответила, что мне девятнадцать лет. “А мне, – он сказал это почти с отчаянием, – уже тридцать два”. И тотчас добавил, как будто для того, чтобы взбодриться: “И все же я моложе всех, вместе взятых”. Затем с чувством произнес: “Будь проклято безжалостное время! Будь проклята наша смертная натура! До чего же отпущенный нам срок так жестоко мал, если подумать обо всем, что нам предстоит совершить!” Далее последовал поток красноречия, завершившийся скромной констатацией: “Все мы насекомые, но я верю, что я – светлячок!”»
Скоро ему выпадет возможность посверкать, благо 4 декабря 1905 г., уставший от внутренних конфликтов, которые парализовали работу его правительства, Бальфур решил уйти в отставку. С этого момента в ожидании всеобщих выборов король поручил лидеру оппозиции Генри Кэмпбеллу-Баннерману сформировать новое правительство. Сэр Генри, назначив Грея в Министерство иностранных дел, Асквита – в Министерство финансов, Ллойд Джорджа – в Министерство торговли и Холдейна – в Военное министерство, предложил знаменитому перебежчику пост секретаря Казначейства. Это была прекраснейшая позиция, обладатель которой быстро бы стал членом кабинета министров, так что обычный честолюбец поспешил бы принять это предложение… Но Уинстон ответил, что предпочел бы стать заместителем министра по делам колоний. «Что ж! – воскликнул удивленный премьер-министр, – вы первый, кто просит у меня должность более скромную, чем та, что я сам предложил»… Все так, но у Черчилля были свои резоны, в которых по обыкновению переплелись трезвый расчет и сантименты. С одной стороны, этот пост в прежнем правительстве занимал его двоюродный брат Санни Мальборо, а у Уинстона привязанность к семье была развита в самой высокой степени. С другой стороны, министром по делам колоний должен был стать лорд Элджин, бывший вице-король Индии, тот самый, кто очень радушно принял корнета Черчилля в Калькутте в один декабрьский день 1897 г. Элджин, заседавший в палате лордов, не имел доступа в палату общин, так что защищать там колониальную политику правительства должен был бы Уинстон: задача, которая подходила ему превосходно. И потом, лорд постоянно находился в Шотландии и мог заниматься своим министерством только издалека, что еще лучше подходило молодому человеку, который не любил, чтобы его держали на коротком поводке…
И вот наш герой на тридцать втором году жизни впервые входит в правительство. В то время в Париже лицеист по имени Шарль де Голль начинает усердно заниматься, чтобы однажды поступить в военное училище Сен-Сир. В Линце тщедушный школяр Адольф Гитлер мечтает отправиться в Вену, эту Мекку музыки, искусства и архитектуры. В Нью-Йорке студент юридического факультета Франклин Делано Рузвельт рассеянно прогуливается по амфитеатру Колумбийского университета; право его занимает мало, политика не интересует вовсе, его мыслями владеет кузина Элеонора, с которой он только что обвенчался. В финском Таммерфорсе бывший грузинский семинарист, ставший публицистом, профессиональным агитатором и борцом за справедливость, тайно участвует во Всероссийском съезде партии большевиков; он сменит много имен – Сосо, Коба, Давид, Бесошвили, Нижерадзе, Чижиков и Иванович, но по-настоящему его звали Иосиф Виссарионович Джугашвили, пока он не стал Иосифом Сталиным…
«Политика почти столь же увлекательна, как и война», – признался как-то Уинстон одному журналисту. В начале января 1906 г. для него началась новая кампания: палата общин была распущена, и новый заместитель министра колоний с головой окунулся в предвыборную борьбу под знаменами либералов и свободной торговли. Надо признать, что он выставил свою кандидатуру в весьма подходящем ему округе: разве не Манчестер, город Кобдена[51], уже шестьдесят лет был цитаделью свободной торговли? Здесь даже бизнесмены-консерваторы были за свободную торговлю и поддерживали Черчилля против кандидата-протекциониста от их собственной партии! Рабочих привлекли его неоднократные призывы к более щедрой социальной политике. Еврейская община горой стояла за того, кто год назад защищал инородцев от антисемитского закона против иммигрантов «Alien’s Bill»[52]. Черчилль стал знаменит, послушать его приезжали издалека, его словечки и остроты ушли в народ; к тому же поддержать сына приехала нестареющая Дженни, настоящий ветеран избирательных кампаний… Наконец, по счастливому совпадению биография лорда Рэндолфа вышла в самом начале января, то есть как раз вовремя, чтобы об авторе заговорили, тем более что критики единодушно признали книгу выдающейся. И разумеется, совершенно объективной? Все же не стоит требовать от нее слишком многого…
51
Ричард Кобден (03.06.1804 – 02.04.1865) – известный политический деятель, лидер фритрейдеров. –
52
Закон 1905 г., ограничивавший въезд в Великобританию иммигрантов, главным образом нищих еврейских беженцев из черносотенной России, которые заполонили трущобы Восточного Лондона. –