И в оставшиеся минуты запора не было ни единого существа, которое проявило хотя бы смутную склонность подивиться соседству Гигио.
К изумлению Мэри Энн, первыми словами Флюрит к Гигио, когда он появились рядом с ней в полный рост, были извинения:
— Прости пожалуйста, но твоя задиристая подруга заставила меня взволноваться о твоей безопасности. Если ты хочешь обвинить меня в нарушении Конвенции и вмешательстве в тщательно подготовленные планы самоубийства…
Гигио жестом велел ей замолчать.
— Забудем это. Ты спасла мне жизнь и, насколько я знаю, я хотел быть спасенным. Если я возбужу против тебя процесс о вмешательстве в мое подсознание, то по всем правилам, мы должны будем вызвать на суд мое сознание в качестве свидетеля в твою защиту. Дело может затянуться на месяцы, а я слишком занят.
Молодая женщина кивнула.
— Ты прав. Нет ничего хуже, чем тяжба шизоида, она ведет к осложнениям и игре словами. Но все же я благодарю тебя — я не собиралась спасать тебе жизнь. Не знаю, что толкнуло меня на это.
— Это все она, — указал Гигио на Мэри Эни. — Век субординации всеобщей войны, тотального подслушивания… Я знаю, это заразительно.
Мэри Энн прорвало.
— Ну, хватит Никогда в жизни… я… я… я не могу в это поверить! Сначала она не хочет спасать тебе жизнь, потому что это было бы вмешательство в твое подсознание — в подсознание! Потом, когда она все же кое-что сделала, то извиняется перед тобой… Она извиняется! И ты, вместо того, чтобы поблагодарить ее, говоришь так, словно прощаешь ее за… за оскорбление действием! А затем ты начинаешь оскорблять меня… и… и…
— Прости, — сказал Гигио, — я не намеревался оскорблять тебя, Мэри Энн, ни тебя, ни твой век. Вообще-то мы должны помнить, что это был первый век новых времен, это был кризис, с которого началось выздоровление. И в очень многих случаях это был действительно великий и предприимчивый период, в котором Человек, по сравнению с прошлым, осмелился на многое, чего не пытался делать до тех пор.
— Ладно. В таком случае… — Мэри Энн откашлялась и почувствовала себя лучше. И в этот момент она увидела, как Гигио и Флюрит обменялись явно намекающими усмешками. Она сразу перестала чувствовать себя лучше. Будь прокляты эти люди! Кто, по-ихнему, они такие?
Флюрит пошла к желтому квадрату выхода.
— Мне нужно идти, — сказала она, — я лишь пришла попрощаться перед моей трансформацией. Пожелай мне удачи, Гигио.
— Трансформацией? Так скоро? Ну, наилучшего тебе курса. Мне было хорошо с тобой, Флюрит.
Когда женщина вышла, Мэри Энн взглянула на глубоко задумавшегося Гигио и нерешительно спросила:
— Что это значит — трансформация? И она сказала, что это главная трансформация. Я ничего не слышала об этом.
Темноволосый молодой человек еще секунду глядел на стену.
— Мне лучше не говорить, — сказал он, наконец, больше самому себе. — Это одна из концепций, которую ты найдешь отвратительной, как нашу активную еду, например. Кстати, об еде — я голоден. Голоден, ты слышишь? Голоден!
Секция станы сильно вздрогнула от его голоса и выдвинула из себя руку. На конце руки балансировал поднос. По-прежнему стоя, Гигио начал есть прямо с подноса.
Он ничего не предложил Мэри Энн, которая только обрадовалась. Она мельком увидела, что это было нечто вроде пурпурных спагетти, которые он страшно любил.
Может быть, они были хороши на вкус. Может быть, нет. Она не знала. Она знала только, что никогда не сможет заставить себя есть то, что само лезет в рот и извивается, как только попадает туда.
Это была одна из вещей здешнего мира. Вещи, которые эти люди едят!
Гигио поднял взгляд и увидел ее лицо.
— Мне бы хотелось, чтобы ты попробовала, Мэри Энн, — грустно сказал он. — Это добавит тебе целое новое измерение в еде. Подумай об этом. В дополнение к вкусу, строению и аромату ты испытаешь движение. Еда не лежит вяло и неподвижно у тебя во рту, но красноречиво выражает свое делание быть съеденной. Даже ваш приятель Уинтроп, в своем роде кулинарный эстет, согласился однажды со мной, что центаврианские либалилы готовятся во всех сочетаниях его любимой еды. Видишь ли, они немного телепаты и могут приноравливать свой вкус к кулинарным желаниям пожирающих их персон. Таким образом, ты получаешь…
— Благодарю, но пожалуйста! Мне абсолютно и совершенно тошно даже думать об этом.
— Ладно. — Он покончил с едой и кивнул стене. Стена втянула в себя руку и поднос. — Сдаюсь. Я лишь хотел, чтобы ты хотя бы попробовала до своего отбытия. Только попробовала.