Но вот Поле Крика, Стадион Паники — совсем другое дело. Дэйв Поллок с гордостью считал себя разумным человеком. Он гордился будущим, прибыв туда, взяв почти под личную защиту, что люди здесь будут тоже совершенно разумными. От первого знакомства с Полем Крика его чуть не стошнило. Эти великолепные интеллектуалы, как он там увидел, добровольно превращались в исходящее пеной, истеричное стадо визжащих животных, и причем делали это с регулярными, чуть ли не предписанными медициной интервалами…
Они с трудом объяснили ему, что не смогут быть такими рассудительными, такими разумными, если не будут периодически расслабляться подобным образом. Это имело смысл, но, тем не менее, смотреть на них было невыносимо. Он понял, что никогда не сможет выдержать такого зрелища.
Однако, это могло быть принято каким-то уголком сознания. Но вот шахматы…
В колледже Дэйв Поллок воображал себя шахматистом Он мог уверять себя, что, если бы у него было достаточно времени сосредоточиться на игре, изучить, скажем, дебюты, он мог бы отлично выступать в турнирах. Он даже подписался на шахматный журнал и с огромным вниманием следил за всеми чемпионатами. Он прикидывал, будут ли шахматы пользоваться такой же популярностью в будущем: королевская игра, продержавшаяся столько столетий, выживет ли она еще пять веков? И какими они будут: вариантом трехмерных шахмат или возможно, получат другое, еще более сложное развитие?
Хуже всего, что здесь они оказались почти идентичными тем, в которые играли в двадцатом веке.
Почти каждый в 2458 году играл в шахматы и почти каждый наслаждался ими. Но не было никаких чемпионатов. Здесь не было противников-людей.
Здесь были только шахматные машины. И они могли выиграть у любого.
— Какой смысл, — причитал Поллок, — играть с машиной, в память которой заложены миллионы «лучших ходов и контратак»? Ведь это всего лишь селектор, способный изучать положение на доске и выбирать лучший ход из любой, когда-либо записанной шахматной партии, Машина, которая предназначена никогда не выигрывать. Какой смысл… В чем тут интерес?
— Мы не играем, чтобы победить, — удивленно объяснили ему. — Мы играем, чтобы играть. То же во всех наших играх: агрессивность высвобождается в Крике или Панике, а игры существуют только для умственного или физического моциона. А раз так, когда мы играем, то хотим играть против лучших. Кроме того, выдающийся игрок раз-другой в жизни способен сыграть с машиной вничью. Это достижение. Это волнует.
Кто любит шахматы так, как я, решил Дэйв Поллок, тот поймет всю непристойность существования подобных машин. Даже трое остальных в его группе, которым гораздо больше, чем ему, не нравились машины и нравы двадцать пятого века, лишь тупо глядели на него, когда он ярился из-за этого. Нет, если вы что-то не любите, то не станете волноваться из-за того, что оно деградировало. Но они могли бы заметить отречение от человеческого разума, каковое подразумевали шахматные машины!
Конечно, это несравнимо с отречением из-за Машины-Оракула. Это была последняя отвратительная соломинка для разумной личности.
Машина-Оракул… Он бросил взгляд на часы. Оставалось всего двадцать пять минут. Нужно спешить. Он сделал последний вдох и стал подниматься по ступеням здания.
— Меня зовут Стилия, — представилась лысая, с приятным личиком молодая женщина, появившаяся в просторном вестибюле. — Сегодня я слуга Машины. Могу я вам помочь?
— Надеюсь. — Он смущенно поглядел на дальнюю пульсирующую стену. За желтым квадратом на этой стене, как он понял, скрывался мозг Машины-Оракула. Как бы ему хотелось размозжить этот мозг!
Но вместо этого он сел на поднявшуюся секцию пола и тщательно вытер вспотевшие руки. Потом рассказал ей об их надвигающейся гибели, об упрямстве Уинтропа, о решении проконсультироваться с Машиной-Оракулом.
— О да, Уинтроп! Это такой восхитительный старичок. Я встречалась с ним неделю назад в аптеке грез. Он чудесно осведомленный! Такое полное погружение в нашу культуру! Мы очень гордимся Уинтропом. Мы поможем ему, чем только можем.
— Вы меня не так поняли, леди, — угрюмо сказал Дэйв Поллок. — Это мы нуждаемся в помощи. Мы хотим вернуться назад.