– Если сможешь руку поднять. Потому что, позволь тебе заметить, свою дозу ты уже принял.
– Не твоя забота, старик.
Предок пожал плечами. Он всякого повидал, и этому сопляку не удастся его разозлить. Этот Жосс из породы Ле Гернов, сразу видно.
– Ну, что, – продолжал старик, потягивая свой гидромель,[1] – ни жены у тебя, ни денег?
– Угадал, – ответил Жосс. – А раньше, говорят, ты таким умником не был.
– Это потому, что теперь я призрак. Когда помрешь, узнаешь много нового.
– Что правда, то правда, – пробормотал Жосс, с трудом протягивая руку в сторону официанта.
– Если дело в женщинах, не стоило меня звать, тут я тебе не помощник.
– Да уж догадываюсь!
– Но если ищешь работу, тут ничего хитрого нет, парень. Иди по стопам своих предков. Какого черта ты торчал на катушечной фабрике? Вздор! И потом, с вещами будь осторожней. Снасти еще туда-сюда, но не катушки и нитки, я уж не говорю о пробках, от них вообще лучше держаться подальше.
– Знаю, – ответил Жосс.
– Пользуйся своим наследством. Продолжай семейную традицию.
– Я не могу быть моряком, – раздраженно буркнул Жосс, – меня выгнали.
– Господи, да кто тебе говорит о море? Можно подумать, в жизни есть только рыба! Разве я был моряком?
Жосс опустошил стакан и задумался.
– Нет, – проговорил он наконец. – Ты был вестником. От Конкарно до Кемпера ты разносил новости.
– Вот именно, парень, и я горжусь этим. Ар Баннур,[2] вот кем я был, вести приносящим. На южном побережье никого не было лучше меня. Каждый божий день Ар Баннур входил в новую деревню и в полдень возвещал новости. И скажу тебе, были такие, что дожидались меня с рассвета. Я обходил тридцать семь деревень, не дурно, а? А сколько народу? Людей, которые не были оторваны от мира? И благодаря кому? Мне, Ар Баннуру, лучшему собирателю новостей в Финистере. Мой голос разносился от церкви до реки, где стирали белье, и я все помнил наизусть. Все задирали головы, чтобы послушать меня. И мой голос нес жизнь, вещал о мире, а это тебе не рыбу ловить, попомни мое слово.
– Угу, – промычал Жосс, прихлебывая прямо из бутылки, стоящей на стойке.
– Это я объявил о провозглашении Второй империи. Я ездил верхом в Нант, чтобы узнать новости, и доставлял их домой свежими, как воздух моря. О Третьей республике объявил по всему побережью тоже я, ты бы слышал, что за шум поднялся. Я уж не говорю о местных делишках – свадьбы, похороны, ссоры, находки, потерявшиеся дети, прохудившиеся сабо, именно я возвещал обо всем этом. В каждой деревне меня ждали бумажки, чтобы я их прочел. Помню как сейчас, девчонка из Панмарша призналась в любви парню из Сент-Марина. Дьявольский скандал разразился, и кончилось смертоубийством.
– Мог бы и промолчать.
– Знаешь что, мне платили за то, чтобы я читал, и я делал свою работу! Если не читаешь, значит, обкрадываешь клиента. А мы, Ле Герны, может, и неотесанные чурбаны, но не разбойники. Драмы, любовь и ревность рыбаков – меня это не касалось. Мне хватало и собственной семьи. Раз в месяц я возвращался домой повидать детишек, сходить к мессе и женку трахнуть.
Жосс вздохнул над своим стаканом.
– И деньжат им оставить, – твердо закончил пращур. – Жена и восемь ребятишек, ведь приходилось их кормить. Но поверь мне, с Ар Баннуром они никогда не испытывали нужды.
– В оплеухах?
– В деньгах, дурачок.
– Неужто так хорошо платили?
– Сколько душе угодно. Если и есть на земле товар, который никогда не залежится, это новости, и если есть жажда, которую невозможно утолить, это человеческое любопытство. Вестник что твоя кормилица. Молоко у него не переводится, а ртов предостаточно. Слушай, парень, если будешь столько пить, вестника из тебя не выйдет. Это ремесло ясного ума требует.
– Не хочу тебя расстраивать, предок, – покачал головой Жосс, – но «вестник» – такой профессии больше нет. Сейчас и слова-то такого никто не знает. «Сапожник» – да, но «вестник» – такого слова даже в словаре нет. Не знаю, следил ли ты за новостями с тех пор, как умер, но здесь многое изменилось. Никому теперь не нужно, чтобы в ухо ему орали на церковной площади, у всех есть газеты, радио и телик. А если подключишься к Интернету в Локтюди, сразу узнаешь, если в Бомбее кто-то описается. Вот и представь.
– Ты меня и впрямь за старого дурня держишь?
– Я просто тебе рассказываю. Теперь ведь моя очередь.
– Бедняга Жосс, ты решил сдаться. Подними голову. Ты совсем не понял, о чем я тебе толковал.
Жосс поднял голову и мутным взглядом уставился на прапрадедушку, который величаво спускался с табурета. Ар Баннур был высок для своего времени. Это правда, что он похож на этого мужлана.