– Я уже сказал. Забудем о нем.
– Да, но что еще?
– Заменим его другим. Ясновидящим, который боится чумы, как чумы, и оберегает дома своих сограждан.
– Он ее не боится. Он ее предсказывает и готовит. Шаг за шагом. Он готовится к войне и может открыть огонь завтра или сегодня ночью.
Данглар давно изучил лицо Адамберга и знал, что оно могло меняться с бесцветного и тусклого, как остывший очаг, на горящее и пылкое. И тогда под его смуглой кожей словно разливался какой-то загадочный огонь. Данглар знал, что в такие напряженные минуты никакие отговорки и предостережения не помогут, а всякий здравый смысл разобьется в прах. Поэтому он приберегал логику до лучших времен. Вместе с тем в такие минуты с Дангларом происходило что-то необычное – необъяснимая уверенность Адамберга заражала его, он на время забывал о логике, и это приносило ему какое-то странное облегчение. И тогда он слушал коллегу, почти не возражая, против собственной воли увлеченный его мыслями. Обычно Адамберг говорил так медленно, что Данглара это начинало раздражать, теперь же этот тихий неторопливый голос, его мягкость и монотонность окутывали и влекли за собой. И он часто убеждался в том, что туманные рассуждения Адамберга оказывались правдой.
Поэтому сейчас Данглар беспрекословно надел куртку и позволил Адамбергу увести себя на улицу, где тот поведал ему рассказ старого Дюкуэдика.
Незадолго до шести часов оба прибыли на площадь Эдгар-Кине и приготовились слушать вечерние новости. Адамберг сначала прошелся по перекрестку, осматриваясь и привыкая к месту действия, нашел глазами дом Дюкуэдика, синюю урну на платане, спортивный магазин, в окне которого можно было разглядеть торопившегося Ле Герна, а напротив – кафе-ресторан «Викинг», куда Данглар устремился сразу, чтобы не выходить оттуда весь вечер. Адамберг стукнул ему в окошко, предупреждая о приходе Ле Герна. Он знал, что если он послушает объявления, это ничего не даст. Но ему хотелось самому видеть место, где их читают.
Голос бретонца удивил его, громкий и полнозвучный, он, казалось, без всяких усилий долетал до дальнего конца площади. Собрать такую толпу ему наверняка удается во многом благодаря голосу, подумал Адамберг.
– Один, – начал Жосс, от которого не укрылось присутствие комиссара. – Продаю оборудование для пчеловодства и два пчелиных роя. Два: хлорофилл вырабатывается сам по себе, а деревья и не думают этим кичиться. Пусть для хвастунов это послужит примером.
Адамберг оторопел. Он не понял второго объявления, но публику, похоже, оно совсем не смутило, никто не смеялся, и все ждали продолжения. Видимо, здесь к такому привыкли. Как и в любом деле, чтобы тебя послушали, главное увлечь зрителей.
– Три, – невозмутимо продолжал Жосс. – Ищу родственную душу, по возможности привлекательной внешности, если нет – тем хуже. Четыре: Элен, я все еще жду тебя. Я больше никогда не подниму на тебя руку, отчаявшийся Бернар. Пять: сукин сын, который сломал мне звонок, ты об этом пожалеешь. Шесть: продаю мотоцикл «Ямаха» 750 FZX 92, пробег 39000 км, покрышки и тормоза новые, полный техосмотр. Семь: что мы такое, да что же мы такое на самом деле? Восемь: выполняю мелкую портновскую работу, качество гарантировано. Девять: если когда-нибудь придется переехать на Марс, отправляйтесь без меня. Десять: продаю пять ящиков французской стручковой фасоли. Одиннадцать: клонировать человека? По-моему, на этой Земле и без того дураков хватает. Двенадцать…
Адамберга начала убаюкивать монотонная речь бретонца. Он рассматривал людей, одни что-то записывали на клочке бумаги, другие слушали не шевелясь, держа авоськи в руках, эти, казалось, просто пришли отдохнуть после долгого дня в конторе. Поглядев на небо, Ле Герн рассказал о погоде на завтра и перешел к морскому метеопрогнозу, к вечеру ожидалось усиление западного ветра с трех до пяти метров в секунду, и, видимо, это всех устраивало. Затем опять пошли объявления, как практического, так и философского содержания, и Адамберг очнулся, заметив, что Дюкуэдик насторожился после номера шестнадцать.
– Семнадцать, – читал Жосс. – Значит, это бедствие рядом, оно существует, и его присутствие есть плод творения, ибо не создается ничего нового и не существует ничего, что уже не было бы создано.
Он взглянул на комиссара, давая понять, что только что прочел «странное» послание, и перешел к номеру восемнадцать: «Опасно давать расти плющу посередине стены». Адамберг дослушал все до конца, в том числе и неожиданную повесть о кругосветном плавании французского корабля «Луиза-Женни» грузоподъемностью 546 тонн, который вез вино, ликеры, сухофрукты и консервы и, возвращаясь в Бас-о-Зерб, сел на мель у берегов Пан-Браса, экипаж погиб, спаслась только собака. Этот рассказ вызвал довольное бормотание одних и разочарование других. Кое-кто отделился от толпы и направился в «Викинг». А чтец уже спрыгнул на землю и одной рукой поднял эстраду, вечерний выпуск новостей закончился. Адамберг в замешательстве обернулся к Данглару, чтобы спросить, что он обо всем этом думает, но тот, как и следовало ожидать, ушел заканчивать недопитую рюмку. Когда Адамберг вошел в «Викинг», Данглар сидел облокотившись на барную стойку и безмятежно потягивал кальвадос.
– Это какое-то чудо, – сказал Данглар, указывая на рюмку. – Лучшего напитка я нигде не пробовал.
Кто– то коснулся плеча Адамберга. Это оказался Дюкуэдик, который пригласил комиссара присесть с ним за дальний столик.
– Поскольку вы оказались в наших краях, – сказал он, – лучше я скажу вам, что здесь никто не знает моего настоящего имени, кроме глашатая. Понимаете? Здесь все зовут меня Декамбре.
– Секундочку, – сказал Адамберг, записывая фамилию в блокнот.
Чума, Дюкуэдик, седые волосы – Декамбре.
– Я видел, что вы что-то записывали во время оглашения, – сказал Адамберг, убирая блокнот в карман.
– Десятое объявление. Хочу купить стручковую фасоль. Благодаря объявлениям здесь можно купить хорошие продукты, и не так дорого. А что касается «странного» объявления…
– «Странного»?
– Я имею в виду письмо этого психа. Сегодня впервые была упомянута чума, хотя и замаскированная словом «бедствие». Это лишь одно из ее названий, а есть и много других. Смерть, инфекция, зараза, бубонная болезнь, моровая язва… Люди старались избегать ее настоящего имени, такой она вызывала страх. Наш приятель следит за ее приближением. Он уже почти назвал ее, он у цели.
Тут к Декамбре подошла миниатюрная девушка со светлыми вьющимися волосами, собранными в пучок на затылке, и застенчиво коснулась его руки.
– Что случилось, Мари-Бель? – спросил Декамбре.
Девушка поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Я знала, что у вас получится.
– Не стоит, Мари-Бель, – ответил Декамбре, тоже улыбнувшись.
Девушка взяла под руку высокого брюнета с волосами до плеч и, махнув на прощание, удалилась.
– Очень хорошенькая, – заметил Адамберг. – Что вы для нее сделали?
– Я заставил ее брата надеть свитер, и, можете мне поверить, сделать это было нелегко. Следующий этап наступит в ноябре, когда надо будет убедить его надеть куртку. Придется потрудиться.
Адамберг решил не вникать в эти истории, понимая, что все это тонкости местной жизни, которая его совершенно не интересовала.
– Вот еще что, – сказал Декамбре. – Вас заметили. На площади уже были люди, которые знали, что вы из полиции. Кто им рассказал, – добавил он, окинув комиссара беглым взглядом, – понятия не имею.
– Вестник?
– Возможно.
– Это не страшно. Может, оно и к лучшему.
– Это ваш заместитель вон там? – спросил Декамбре, кивнув в сторону Данглара.
– Это капитан Данглар.
– Имейте в виду, Бертен, этот высокий нормандец, хозяин бара, объясняет ему сейчас чудесные омолаживающие свойства своего домашнего кальвадоса. И пока ваш капитан ему внимает, он может за четверть часа помолодеть лет этак на пятнадцать. Я вас просто предупреждаю, потому что этот кальвадос совершенно необычный. Он может сделать вас недееспособным, по крайней мере, на все завтрашнее утро.