Досмотрев очередной десяток клипов, девушка поднялась и сходила в спальню за пледом. Вновь сев напротив телевизора, она не собиралась сдаваться, но накрывшись, по привычке, в тепле стало клонить в дрему. Поглядывая на мелькающие лица за окном в другую, несуществующую реальность постановочных сцен и сюжетов, Солли зевнула и, сделав потише, всё-таки прикрыла глаза. Однако сон был чутким, хоть и притормаживал её реакцию. Потревожил её не ключ в замочной скважине, а непосредственное бряцанье связкой по тумбочке. Звуки говорили о том, что у вошедшего ничего не получается с первого раза: ни положить ключи на место, ни выбраться из ботинок, ни встать ровно, не облокачиваясь ладонями на стену. Тряхнув головой, Солли поспешила в прихожую.
Качающийся ХиЧоль вздрогнул от её появления, схватившись за сердце. Почти абсолютно пьяной логикой, ему почудилось, что в доме завелось приведение. Сдержавшись, чтобы не выдать нецензурной лексикой своего испуга, мужчина всмотрелся в конец коридора, казавшегося бесконечно далеким, и разобрал, что там стояла Солли, в красивом жемчужном платье. Господи, какое счастье, что он не повез сюда девицу, едва не снятую для задуманных целей! Какова бы сейчас была авария! Он натискался с ней в клубе, безобидно, просто, как это делают все в хмельных компаниях, но до разговоров так и не дошло, да и разве дадут друзья, отмечающие его возвращение на гражданку, посидеть спокойно и договориться о чем-нибудь? Нет. В конце концов, он напился так, что понял: сегодня ничего не выйдет. Голова уже погрузилась в приятный туман, рискуя перешагнуть порог приятности и превратиться в неприятный мутный шторм. Надо было останавливаться и уезжать.
— Привет. — Солли поздоровалась, подойдя к нему. С виду он казался вполне вменяемым, только шатало его, как колосок на ветру. — Ты в порядке?
— Полном. — непререкаемым тоном заверил ХиЧоль, снимая пиджак. Язык дал ему понять, что фразы длиннее двух слов он не вытянет. Ладно, односложно тоже можно общаться. — Ты что тут?.. Как?
— Я… — положив ладони на грудь ХиЧоля, что послужило ему дополнительной опорой, девушка улыбнулась. Он интуитивно накрыл её ладони своими руками, пытаясь сфокусировать взгляд на её глазах. — хотела сделать тебе сюрприз. Я не смогла больше ждать встречи.
— А-а… — мужчина кивнул. Солли чуть приподнялась за поцелуем, но он не мог поцеловать её в эти невинные губы своими, которые буквально полчаса назад перецеловали в клубе всех, кто там только был. А когда он хорошенько выпивал, он действительно раздавал поцелуи без исключений. И одной из последний была какая-то дешевая шлюха, иначе и не назвать. ХиЧоль отвел лицо для целования щеки. — я тоже очень ск-скучал.
— Когда же ты перестанешь столько пить? — мягко укорила его Солли и, ведя ладонями по рубашке к шее, заметила на её воротнике алеющее пятно. Подавшись вперед и исследовав красный мазок, девушка различила след от чьих-то губ, след помады. — Что это такое?
— Где? — не видя себя со стороны, попытался наклонить лицо ХиЧоль, но оно всё равно упиралось подбородком в шею и не давало заметить то, на что тыкала Солли. — Что?
— Хиним, с вами что, были женщины?! — начала она входить в ярость.
Он повернулся к зеркалу над тумбочкой и, сосредотачиваясь несколько секунд, сумел воссоздать максимальную четкость изображения. Черт, да, на ткани была помада. Что говорить? Что делать? Думай, пропитой мозг, думай!
— Разумеется, — мужчина отвернулся от зеркала, понемногу трезвея, вынужденный собираться с мыслями. — ЧунХен был с какой-то бабой, да и Дже… они же свободные парни!
— Тогда почему они целовали-то тебя?! — повысила голос Солли. Нет, это уже предел! Он устраивает ей обиды и встаёт в позы на ровном месте, он пытается делать всё всегда по-своему, прогнозирует их будущее, не считаясь с её мнением, иногда просто-таки изводит ревностью, смущая её дружбу с парнями, требует к себе повышенного внимания и что же? Когда её нет, он окружает себя какими-то женщинами и развлекается? Взамен на её верность, терпение и тот кошмар, в котором она продержалась несколько дней без его поддержки? — Почему на тебе поцелуи?!
— Боже, Сол! — ХиЧоль сморщился, опустившись на четырех ярусную полку для обуви. — Они же пьяные! Лезут, губы свои тянут. Я виноват, что ли?