— Послушай, — сказала Элен, — я хочу, чтобы ты сказала мне, если увидишь, что кто-то из этих девушек выпивает. Ты мою дочь знаешь?
— Да, мэм. Знаю.
— Ты мне скажешь, если ее увидишь, слышишь?
— Да, мэм.
— Я подозреваю, что некоторые из них выпивают.
— Да, мэм, это я тоже подозреваю.
— Ты мне скажешь, слышишь?
— Да, мэм.
«Черная дьяволица. Ведь не скажет».
Элен открыла дверь, вышла, и музыка обволокла ее тропическим воздухом. Она вернулась на террасу, снова уселась, и к ней подошла женщина по имени миссис Ла-Фарж, чей сын Чарлз был тут, и села рядом.
— Элен, какой прелестный танец! И какая прелестная у вас девочка! — Это была полная веселая женщина с широким веселым лицом, и она время от времени щурилась, что почему-то придавало ее лицу выражение смутного и неожиданно возникшего удивления.
Элен повернулась к ней со светлой улыбкой.
— Да, здесь мило, верно? Но, понимаете, в общем, это не моя затея. Понимаете, все это спланировали Пейтон и Милтон. Я только была рядом и заботилась о мелочах.
— О-о, дорогая Элен, это все сказочки! — Она откинулась назад и рассмеялась, обнажив шею с золотистыми веснушками, каскадом спускавшимися на обширные просторы ее груди. — О-о, дорогая Элен. — И помолчала. — Чарли говорит, что Пейтон в будущем месяце уезжает в Суит-Брайер.
— Да.
Ей хотелось, чтобы эта женщина ушла. Ей хотелось самой уйти. Этот клуб, шум, музыка всегда наполняли ее тревогой. Что? Где? Ее немного мутило, она очень устала. «Доктор Холкомб, он говорит, что я не должна так напрягаться». Слово «тромбоз» — гонг! — прозвенело грозным колоколом в ее мозгу. «Если у меня случится тромбоз — гонг!»
— Это так славно, — говорила миссис Ла-Фарж. — Я ставила на хоккейную команду Холлинза. А в тот год, когда мы ставили на Суит-Брайер…
Элен кивала, улыбалась, говорила «да», разделяя вежливые кивки, и глаза ее — она это знала — горели интересом. Но она не слушала.
«Что? Где?»
Скоро станет смеркаться. Будет ужин в честь дня рождения, а потом снова танцы и, может быть, купание. Она почувствовала тошноту: с пола поднималась удушающая жара — тяжелая, влажная, астматичная. На реке были яхты. Тишину прорезал фосфоресцирующий свет — яхты, застыв, казалось, покоились на ртути. В этот момент вниз по травянистому склону промчалась тень; река, когда появилось облако, приобрела холодный сумеречный цвет. Яхты приподнялись. Паруса надулись словно крылья, а потом все сразу безнадежно опали. Дневной свет вернулся на террасу — упорный и влажный, обещая дождь. Милтон снова танцевал с Долли. А Мелвин на этот раз танцевал с Пейтон. Вокруг нее кружились тафта, и шелк, и маркизет, восемь музыкальных нот вырвались из трубы, дробью рассыпались в воздухе. «Станцуй со мной буги-вуги, мама», — прохрипел юношеский голос, и смех, молодой, радостный, окружил Элен убывающими, замораживающими волнами.
— Мы еще не решили… — Грудь миссис Ла-Фарж приподнялась, задрожала; блестки на платье замигали как глаза. — …решили… решили. Чарли еще так молод… он такой уравновешенный, трезвый мальчик… Скорей всего станет вице-президентом института.
«Милтон и Долли. Им меня не обмануть. Доктор Холкомб говорит, что эмоциональные волнения после сорока могут вызвать физические осложнения, менопаузу, они, видите ли, требуют серьезных изменений, гормональной перестройки. Астро… генезиса. Вспомнила слово. О, это жуткая история».
Элен по рассеянности закурила сигарету, забыв про миссис Ла-Фарж.
— Извините, — сказала она, улыбнувшись и предлагая ей портсигар.
Но миссис Ла-Фарж сказала:
— Нет, благодарю, дорогая, я никогда к этому не притрагиваюсь. Мы отказались от курения ради Чарли — оба: Чет и я, — потому что…
«Потому что… О, это жуткая история. Потому что это тянется вот уже шесть лет — у Милтона же роман с этой женщиной. Она знает. Они что — ожидали, что она не узнает? Просто, чтобы быть в состоянии сказать…
А что она скажет? Как?»
«Миссис Ла-Фарж, послушайте, — могла бы она сказать, — мне не хотелось никому говорить, потому что… потому что у меня ведь тоже дети, и вы понимаете… Послушайте, миссис Ла-Фарж, наконец-то это пришло мне в голову. Милтон и Долли Боннер. Вы, возможно, этого не заметили. А я… это требует развода. Нет, это не должно вас так пугать, право. Нет, но это пришло мне в голову».
И потом она могла бы сказать: «Ох, если б вы знали, сколько я вытерпела за все эти годы. Вы были на Рождество у Ленхартов два года назад? Да, были, верно? Да, я заметила, хотя вы, возможно, и нет. Как они держались за руки и целовались, словно играючи. Не важно, что это была игра. Я все видела.