— Ну?! Посрамил дьявола? — Ирина держала коробку с тортом. Видно, она прослушала весь диспут. Ей хотелось сказать, что она зла на Вадима, что уже хотела уйти, не застав его у магазина, и в последнюю минуту решила заглянуть к елке.
Но Ирина промолчала.
Вадим поднялся, но, что-то сообразив, достал из кармана складной нож.
Через минуту шикарный торт был разрезан. Вдоль и поперек.
— Ну! С Новым годом, ребята!
Компания смущенно переглядывалась, мелкой волной возникал смешок. Создавалось нелепое положение. Но Вадима спас скептик. Он оказался не злым. К тому же скептик любил сладкое…
Вслед за ним к коробке потянулись руки и других. Торт разобрали.
— С Новым годом, — нестройно зашелестела компания и притихла, искоса бросая взгляды на Вадима.
— С Новым годом! — Вадим поцеловал Ирину в щеку. — Скажи что-нибудь.
— Я счастлива, что я с тобой…
Вадим посмотрел в ее черные блестящие глаза с пульсирующими елочками в середине зрачков. Он бережно пожал ее локоть.
Потом они вернулись в кондитерскую. Там стало больше народу. До Нового года оставалось три часа.
Кнопка со стуком выскочила из ячейки возле цифры «5». Лифт плавно причалил к площадке. Прямо перед металлической сеткой Вадим прочел фамилию. Так вот к кому они приглашены на Новый год?! Вадим посмотрел на Ирину. Та делала вид, что не понимает взгляда…
За дверью послышались шаги и голос: «Это наверняка Ирина», — дверь отворилась.
— Точно, Ирина и Вадим.
Устинович был в строгом черном костюме. Крупный красивый камень сиял в нейлоновом воротничке. Возможно, бриллиант. Глянцевый бантик стремительно раскинул узкие стрекозиные крылышки. Вадим рядом с Устиновичем выглядел денщиком, хотя и был одет в новый темно-синий костюм…
— Вот сегодня у вас вид посла на официальном приеме! — улыбнулась Ирина.
— И чувствую себя препаршиво, — пошутил Устинович, принимая шубу Ирины.
Она накинула на плечи темно-коричневый мохнатый платок.
— Ты когда-нибудь видела живого дипломата? — Вадим был смущен превращением Ирины. Платок делал ее непривычной и далекой.
— Дипломатов сколько угодно в обсерватории.
Посреди просторной комнаты стоял длинный стол. Вадиму он показался выше обычного. По резко белой скатерти расставлены вазочки с бутербродами.
Муравьиные скопища черной икры, простреленные ломтики сыра, слегка запотевшие кусочки колбасы в мелких веснушках — это называется сервелат, нет, сервелат в глубокой вазе, а это просто копченая московская; бледно-розовые пластинки кеты; желтоватая осетрина, яйца, начиненные чем-то красным…
Бутылки гордо наблюдали за порядком — неповоротливый портвейн, подтянутые коньяки, легкая водка, плоские ромовые и какие-то юркие, незнакомые, с иностранными названиями. И среди этой красоты, словно солдаты в увольнительной, без цели бродили пивные и прохладительные. И все это по периметру охраняли стройные бокалы в паре с маленькими смущенными рюмками…
Стульев не было. Вероятно, придется есть стоя, как сейчас принято. Такая штука называется «а-ля фуршет».
В комнате было человек десять. Многих Вадим видел впервые. Устинович представил Ирину и Вадима:
— Мои юные коллеги…
Стрелки старинных стенных часов стояли на одиннадцати.
В соседней комнате сидело несколько человек. И среди них Вадим увидел Савицкого. Странно — Устинович и Савицкий…
Пожалуй, Савицкий был единственным из обсерваторских.
Обычно Новый год встречали всем отделом. На этот раз что-то не получалось — не нашлось инициатора.
Савицкий был бледен и необычайно суетлив. Вадиму почудилось, что он даже не ответил на приветствие. Он шагнул навстречу Савицкому.
— Вы меня избегаете? Или мне показалось?
— Как прошел вояж? Сколько вы пробыли в командировке? Полтора месяца? — Савицкий заложил руки за спину. — Хотите, я расскажу, что делал там Киреев? Во-первых, у него в портфеле всегда лежала водка. На случай, если…
— Все черните Киреева? Злой вы человек.
— Я еще не закончил, — перебил Савицкий. — После деловой выпивки вы бежали в гастроном и сдавали порожние бутылки. Штука — двенадцать копеек.
— Вам больше нельзя пить, — раздраженно сказал Вадим.
— Вы думаете? А я сегодня напьюсь. Как сапожник. А после, может быть, набью вам физиономию… Сегодня я буду храбрый, черт возьми.
Вадим смутился и отошел от него.
У круглого столика беседовали несколько человек. Среди них был Зайченко, стройный мужчина с тонким загорелым лицом. Вадим читал его работы, отпечатанные на машинке.