Вадим запрокинул стаканчик и сделал два больших глотка. Водка горячо ухнула в желудок. Будто камнем. Ударило в горло, в нос. И растеклась теплой истомой по всему телу. Огурец был восхитительный. Хрусткий, холодный.
С великой точностью разлили еще. Пустую бутылку спрятали за дверь, в сырой уголочек.
Вадим выпил и доел огурец.
— Девяносто пять, — соизволил обратить на него внимание один из мужчин.
Вадим протянул рубль. Мужчина полез искать пятак.
— Да бросьте, ерунда.
— Ну, ладно. До следующего раза, — согласился мужчина. — А то хочешь, пойди сдай бутылку-то. Вон в портфель сунь и сдай.
— Еще в выигрыше будешь, — поддержал второй.
— А чего ж вам самим не сдать? — поинтересовался Вадим, направляясь к выходу.
— Дворнику оставляем. Иначе не станет пускать. Вон за дверьми штуки три уже стоят.
Цветные волны уличных реклам скользили по лицу. Прохожие напоминали сюрреалистические персонажи. В голове что-то тоненько позванивало. Жарко. Вадим распустил шарф и освободил шею. Лишь тяжелела голова и портфель оттягивал руку. Хотелось, оставить его, выбросить в заснеженные кусты. Чтобы не мешал…
На языке вертелись какие-то слова. Казалось, вот-вот он их вспомнит и произнесет. Нет, не удавалось. Мучение. Губы шевелились вхолостую — слова не возникали. Просто мучение…
Вадим вышел переулком на проспект Героев. Статуя пионерки пыталась выкарабкаться из снежного сугроба. Удалось лишь высвободить закинутую в салюте руку.
Во втором подъезде было тепло и темновато, но достаточно светло, чтобы разобрать нацарапанное на каждом подоконнике «Зина + Джаз».
Вадим со стуком передвинул дверную задвижку.
— Тише, соседей разбудите, — Вероника стояла у выключателя и ждала, когда Вадим снимет пальто.
— Пора бы им уже привыкнуть, — Вадим взял портфель и направился в комнату.
Вероника выключила в прихожей свет.
— А говорили, что не придете сегодня.
— А вот и пришел, — Вадим всем телом повалился на узкий цветастый диванчик. — Понимаете, опоздал в магазин. Может, угостите чем-нибудь?
Вероника вышла на кухню. Последний раз Вадим был в этой комнате вчера. А до этого почти каждый вечер на протяжении недели. Вкрадчиво постукивал будильник на капроновой салфетке. И все в комнате стояло на капроновых салфетках. Даже турист Семенов.
Перестук будильника проникал в мозг, разбухал хриплым назойливым пунктиром. Вадиму захотелось накрыть ухо вышитой подушкой. Будильник выстукивал слова: «Я — сир! Я — тощ! Я — сир!»
Он принялся шепотом вторить будильнику. Наконец-то! «Я — сир! Я — сир!…» Вспомнил. Теперь он был счастлив и умиротворен. Такая чепуха весь вечер забивала голову…
Вероника поставила тарелку с сосисками. Пунктирный хрип будильника превратился в обычный тихий перестук. Все вернулось на свое место.
Сосиски обжигали рот, и Вадим помахивал вилкой, чтобы сосиски быстрее остыли. Горчицы у Вероники не было, только соль. И маринованные помидоры.
Пока Вадим ел сосиски, Вероника принесла чайник.
— Ну, как прошел день?
— Ничего особенного. Мелкие неприятности.
Вероника не стала спрашивать. Она уверена — он и сам скажет. И Вадим знал, что расскажет. Говорить больше не о чем. У него появились дела, о которых он уже мог рассказать Веронике, зная, что его поймут. Обычные будничные дела. И Вероника вполне их понимала. И даже иногда советовала. Разумно, по-деловому. И таких понятных ей забот у Вадима становилось все больше, чем непонятных и запутанных.
— Киреев получил телеграмму из Тамбова. Не хватает металла. Надо срочно где-то доставать металл и отправлять в Тамбов. Иначе закроют заказ.
— А может быть, есть смысл поехать в Тамбов? Кому-нибудь. Вам или Кирееву.
— Зачем?
— Ну, поговорить на складах. Дать на лапу, кому там нужно.
— На лапу?
— Ну, взятку, не понимаете?
— Да, я понимаю. Не в этом дело. У них действительно нет металла. Я знаю.
— Найдется. Только коньяком не отделаетесь. Видать, жмот ваш Киреев.
Вадим усмехнулся. Он представил респектабельного профессора рядом с Вероникой, занятых одними проблемами.
— Нет. Это не так все просто, Вероника.
— Гораздо проще, чем вы думаете.
Вероника принялась разливать чай. Вечерний свет, как обычно, растворил веснушки на ее лице, сгладил худобу фигуры. Черные волосы поминутно сползали на щеку назойливой волной. Вадиму нравилось отводить их за плечо. Большего он себе не позволял. Он видел, что Вероника не понимала его поведения, и непонимание ее раздражает. Тогда, у балюстрады кафе, ей все было ясно. И она поступила так, как должна была поступить, по ее мнению, порядочная девушка. Теперь поведение Вадима ее обескураживало. Он приходил почти каждый день и вел себя словно в музее. И Вероника привыкла к этому, хотя и злилась. Сама не зная, за что…