— Но ты же не сломал ногу. Значит, в черновиках было рациональное зерно, — с каким-то детским удовлетворением в голосе произнес Савицкий.
— Да. Было. Я оттолкнулся от черновиков, от этой абракадабры. Но моя работа — это моя работа. Она принадлежит только мне…
— И моя. Моя тоже принадлежит тебе, — перебил Савицкий. Он не спускал глаз с Киреева. Лицо его раскраснелось, переплетенные пальцы рук были крепко сжаты…
— Теперь — да! Но не по моей вине. С такими темами не медлят в наше время. В «Грин-бенк» работы по гидроксилу…
— Ах, вы патриот! Что ж, игра в патриотизм — мощный козырь. Тут не подкопаться. Ты это усвоил крепко, — Савицкий хлопнул себя по коленям.
— Игра в патриотизм? Это нечестно, Валя… Это смысл всей жизни…
— Знаю, знаю, — рассмеялся Савицкий. — Старая песня… А где люди, Петя?
— Люди все оценят, — оборвал Киреев.
— А коль станет так, что некому будет оценивать?.. Не будет людей. Исчезнут. Останется лишь голая идея.
Вадим заглянул в подзорную трубу со стороны объектива. Все казалось очень удаленным. Маленькая игрушечная дверь, маленькое окошко. Кроватка. На ней маленький Савицкий, чем-то похожий на весельчака Семенова, артикул пятьсот четыре. Запомнил же… Вот и Киреев. Он похож на гномика. Короткие ножки и широкое туловище. Смешно. Аттракцион…
Вадим оставил трубу и сел на табурет.
— Повторяю, я пришел, чтобы найти выход из того, что произошло, — негромко и твердо проговорил Киреев.
— Какой же ты предлагаешь выход? — Савицкий обхватил руками колени и с любопытством посмотрел на Киреева.
Тот встал, подошел к кровати и накрыл ладонью блестящий шар, который торчал на спинке кровати. Постоял.
— Тебе надо защитить диссертацию, Валя.
В комнате стало тихо. Ветер швырнул в стекло ком снега, сорванный с карниза.
— Какую диссертацию? — Савицкий поднялся и отошел ко второй спинке.
Кровать между ними — словно барьер.
— По гидроксилу. И как можно быстрей.
— Но напечатана ваша статья, — проговорил Вадим.
— Да. Приоритет, к сожалению, потерян. Но диссертация может явиться дальнейшей разработкой темы. Придется Савицкому идти на жертвы.
— Кто же будет оппонентом? — нетерпеливо проговорил Вадим.
— Я согласен быть оппонентом. Ирония судьбы сделала меня единственным сейчас авторитетом в этой области, — усмехнулся Киреев… Теперь он казался спокойным, как человек, решивший сложную проблему. И, вероятно, наиболее удачным образом.
Савицкий продолжал оставаться на месте.
— Что вы скажете? — спросил он Вадима, не оборачиваясь, лишь чуть скосив глаза.
Вадим достал сигареты. Закурил. Казалось, он не слышал вопроса…
— Мне это не нравится, — наконец произнес Вадим.
Савицкий шумно вздохнул. Отошел от кровати.
— Это все, что я могу сделать, — сухо произнес Киреев. Он вынул из портфеля диссертацию и положил на стол…
— Благодарю вас, — чуть чопорно ответил Савицкий. — Итак, я должен стать компилятором собственной гипотезы, защищать тему, ссылаясь на вас как на первопроходца. И считать вас своим оппонентом…
— Другого выхода нет, — подтвердил Киреев, не меняя тона.
Савицкий жестом прервал его:
— Тогда я хочу сказать несколько слов, — он потер длинными пальцами лоб. — Ирония судьбы, говорите? Нет, Петр Александрович, не ирония. Вы много говорите о государстве. Но государству-то ведь я был нужен. И ведь нашлись люди, поступившие иначе, нежели вы, они-то и шли на все ради государства… Теперь, почему вы не передали мою работу Вадиму или кому другому? Вы ведь знали, какие между нами отношения сложились. Однако вы ее делали сами…
— Позволь! Я предупреждал тебя, что есть интересное решение, — прервал Киреев.
— Да. Предупреждал… Но ты знал, что я ничего не приму от тебя. Ты хорошо это знал. И ты создал обстановку…
Киреев хлопнул ладонью о подлокотник кресла и, нарочито засмеявшись, обернулся к Вадиму:
— Что я говорил? Ни черта он не остерегался… Ты спроси у этого дурака — какую обстановку я ему создал, а? Какую?
— Страх! Я столько лет боялся! — выкрикнул Савицкий. — История с локатором подкосила меня, а вы стали лауреатом. А где Семен Ильич? Он спился, а вы стали доктором наук. А где Славка Медведев?! А ведь это были талантливые люди. Огромные таланты. Они могли стать гордостью России. А кто их знает? Знают вас!.. Теперь новый инструмент строите. В Академию пройти хотите. — Савицкий вытянул в сторону Вадима сухой длинный палец. — Говорят, птица не чувствует боли, Вадим Павлович, когда ей подрезают крылья. Но летать она уже больше не может… Вы — страшная фигура, Петр Александрович Киреев… Вы неблагородный человек.