Что же касается территорий к северу от реки Канадиан – то там пока глухо. В прошлом году Джесси Чисхольм провел обоз с товарами от восточного Канзаса куда-то на земли семинолов, но Чисхольма Джейку расспросить не удалось.
На реке Канадиан тропа шауни пересекается с тропой на Альбукерке, проходящей по северному берегу по земле семинолов. Джейк и Фокс сошли с тропы шауни и двинулись по хорошо наезженной дороге вверх по Канадиан, оценивая, насколько полезно провести телеграфную линию в западной части Индейских территорий. На самом-то деле, объяснил Джейк Дугласу, они просто думали, что так ближе к Денверу, но в отчете ведь такого не напишешь. На самом деле, как теперь выяснилось, надо было бы продолжать путь по тропе Чисхольма – тогда бы вышли не к тупиковому Форт-Доджу, а к трассе дилижанса на Денвер-сити.
Лес вдоль Канадиан найти можно, и чисто технически прокладка трассы особых затруднений не вызовет. Канадиан несудоходна, мелка, для пересечения реки хватит столбов. С коммерческой же точки зрения несколько индейских деревень и факторий особого интереса не представляют. Хотя военным может понадобиться телеграф до форта, поставленного для защиты этих земель от диких индейцев. Однако форта в этих краях пока еще нет, и появится ли он там в ближайшее время – неизвестно. Это надо в Форт-Смите у военного начальства спрашивать.
Оставив долину Канадиан, Джейк и Фокс углубились в безлесные территории. Северо-запад Индейских территорий и юго-запад Канзаса с точки зрения телеграфа были совершенно бесперспективны. Вместо ферм и деревень – только отдельные индейские стойбища; дикие индейцы, от которых ежесекундно надо ожидать нападения; стада бизонов, которым лучше не попадаться на пути – сметут и не заметят; редкие белые охотники, добывающие здесь бизоньи шкуры; полное отсутствие деревьев, пригодных на столбы. Делать тут телеграфистам нечего.
— Собственно, все, — сказал Джейк Дугласу.
— Ага, — ответил тот и зашелестел страницами блокнота. Все-таки он во время рассказа Джейка не только человечков рисовал, а еще и какие-то стенографические записи сделал. — Теперь бери карандаш, бумагу и пиши ответы на мои вопросы. Только не «да-нет», а подробно. Вопрос первый: какова была цель предпринятой экспедиции?
— Доставить Фокса в Денвер-сити, — хмыкнул Джейк. — Но самолетов пока не изобрели.
— Чего-чего не изобрели? — поднял голову от своего блокнота Дуглас.
— Ну, Дэн рассказывал, сейчас такое пробуют изобрести: вроде механической птицы, чтобы летало и пассажиров брало, как почтовый дилижанс.
Дуглас помолчал, обдумывая услышанное, а потом спросил:
— Слушай, а Дэн – он тебе странным не кажется?
— Так иностранец же! — ответил Джейк. — Как же он может быть не странным?
7
Маркиз де Сен-Люк, унося ноги от санкюлотов и гильотины, сделал очень важное открытие: оказывается, обширные земельные владения не спасут от бедности, если ты вынужден эмигрировать из революционной Франции, где они остались. А вот бриллианты имеют довольно большую ценность и при этом их легко спрятать и увезти с собой. Драгоценности покойной матушки избавили маркиза от печальной нищенской участи, и он прибыл в Новый свет во вполне достойных условиях, а не трюмным пассажиром. Наученный горьким опытом, покупать себе земли маркиз не спешил, однако от луизианской плантации, пошедшей в приданое его юной жене, отказываться не стал. Луизиана ему в общем-то нравилась, несмотря на климат и варварское обращение с французским языком.
Любовь к бриллиантам он сумел внушить и супруге, тем более, что и у той в жизни был эпизод, когда семье пришлось бежать, бросив дом и обширные земельные владения: на Гаити восстали негры, и спастись от бывших рабов удалось буквально чудом. Хорошо еще, что родители ее матери жили в Луизиане и приняли обнищавшее семейство: зятю дали в управление одну из плантаций, а заневестившейся внучке отписали другую. Богатая была семья, что и говорить, но в дореволюционные времена они и мечтать не могли породниться с маркизом.
Юная маркиза оказалась довольно равнодушна к драгоценностям как к украшениям, но к ценности алмазов равнодушия у нее не наблюдалось, поэтому камни супруги де Сен-Люк покупали часто без оправ – чтобы они просто лежали в шкатулке. Здесь же в шкатулке лежала тетрадка, где было записано, сколько камней, у кого и за какую цену было куплено. Из шкатулки никогда ничего не вынимали, это были накопления на самый черный день, когда остается только хватать самое ценное и делать ноги. Но черный день все не наступал, дела у маркиза шли успешно, а потом он умер, и хозяйством стала управлять вдова с помощью взрослого старшего сына. Было и еще два сына, но они около матери не сидели: один стал врачом в Новом Орлеане, другой – адвокатом в Нью-Йорке. И фамилии у маркизовых отпрысков как-то незаметно американизировались: вместо пышного де Сен-Люк они стали называться просто Сент-Люками.