Сначала казалось, что мне повезло. С менеджерского стула я тут же пересела на сценарный. Меня нанял независимый креативный продюсер. Положительные рекомендации, данные девушке без опыта, убедили его не сразу, он решил протестировать мои способности. Мне дали два дня на разработку трех сцен по мотивам синопсиса. Через восемь часов он получил десять сцен, а еще через десять минут позвонил с предложением работать над пилотом сериала для крупной кинокомпании.
Здесь были уместны все самые избитые фразеологизмы о счастье. Я летала, у меня выросли крылья, сердце мое пело, как Тото Кутуньо. Короче говоря, я была очень и очень счастлива. Настолько, что не спросила его ни о деньгах, ни о контракте, ни о чем-либо другом земном.
Есть период в работе сценариста, который называют «кофе и сигареты». Вы встречаетесь с продюсером, чтобы обсудить проект. Вы даже держитесь темы. Вспоминаете случаи из жизни, обсуждаете друзей, знакомых и родных, накидывая характеры героев, перебираете референсы. В действительности же вы только треплетесь, глушите кофе, курите одну за другой и убиваете время. И вот такого у нас не было.
Встречались мы коротко и точно, на следующий же день он получал от меня текст, давал комментарии, я вносила правки, и дело шло дальше. Работали мы эффективно, как маленький, но очень крепкий сценарный заводик. Мы хорошо друг друга понимали, почти не спорили. Сейчас я знаю, что отсутствие споров скорее к худшему. Примерно за три недели мы создали пилот, хороший жанровый пилот, как нам тогда казалось.
Пилот в кинокомпании приняли, но проект закрыли. Остаток выплат по пилоту оказался в два раза меньше, чем ожидалось. Но даже тогда мне не пришло на ум, что что-то не так. Не заплатили — и бог с ним, решила я. Жаль, «кина не будет», но тоже ничего, ведь будут другие. Другие были. Их было много, даже слишком.
Что все не так, я поняла не скоро. Предложений было много. Я все время писала какие-то заявки. Продюсер за них не платил, ведь за такое платить не принято. Платил он за новый пилот для федерального канала, но несистемно и копейки. Мы даже заключили договор. Правда, всего на три тысячи рублей, потому что «так стандартно заключаются все». Мне было невдомек, что такой договор был нужен не мне, а ему, что за три тысячи рублей я дарила права на все, что создаю. К счастью, в то время я создавала тексты не самого высокого качества, чтобы сегодня о чем-то жалеть.
Примерно через полгода я осознала, что дальше заявок проекты не идут, а те, что идут, все равно далеко не уходят.
Заложница
Помимо прочего, начался психологический гнет.
Во-первых, я совершенно не умела работать на фрилансе. Не видеть людей каждый день оказалось для меня серьезным испытанием. Иногда головная боль подсказывала, что я сижу дома уже неделю, и от нехватки кислорода у меня развилась гипоксия. Походы за продуктами меня спасали, но требовался ежедневный повод выходить на улицу. Тогда я придумала покупать не все продукты сразу, а делить список на несколько дней, ранжируя покупки по приоритету.
Во-вторых, такая экономическая политика была весьма кстати, ведь мой бюджет сократился в разы. Пришлось разлюбить пармезан из «Азбуки вкуса» и полюбить акции на сыры в «Пятерочке». Транжирить деньги, которые подкидывали мама с сестрой, было стыдно, а те, что перепадали от продюсера, расходовались в порядке строжайшей экономии. Опять же, когда-то в прежней жизни я была избалована стабильной большой зарплатой, и потому теперь мне приходилось туго. Я не жалею, что так вышло, я научилась многому. Материальный мир в каком-то смысле расширил для меня свои границы — теперь я знала, как выжить в Москве на тысячу рублей в неделю.
В-третьих, я наблюдала, как развивается карьера моих знакомых и друзей. Многие шли в гору, и это сводило меня с ума. Временами я чувствовала себя бездарной каплей в море успеха и по-настоящему жалела, что двинулась со своей неудачливой кармой в эту сферу. Позднее я пойму, что чужой успех часто кажется нам огромным, что практически каждый второй «успешный» художник сидит на антидепрессантах и остро переживает за свою творческую судьбу. Когда человек находится в изоляции, когда он недоволен собой, он становится гиперчувствительным ко всему, что приходит извне, практически все воспринимается им враждебно. Так случилось со мной.
И наконец, меня смущало поведение моего партнера. Если продюсер хотел привлечь меня к новой заявке, он не стеснялся звонить. Отвечать на мои звонки нравилось ему меньше. Он не считал нужным сообщать мне о том, что нам в очередной раз отказали. После нескольких лет в сфере культуры, где существует довольно высокая профессиональная этика, такое поведение казалось мне дикостью. Общий потребительский фон наших отношений меня ранил, тем не менее ссориться я не хотела. Он был единственной моей связью с профессией, других желающих работать со мной пока что не находилось.