Отпираться было бесполезно, и я созналась — да, это я, приготовившись к тому, что меня закидают тухлыми яйцами. Но мужчина схватил меня за руку и стал ее крепко жать, сыпать благодарностями. Я не верила своим ушам — им понравилось. Я даже переспросила: о чем речь? Сейчас смешно, но тогда вся эта история казалась мне дичайшим недоразумением. Я искренне считала, что недостойна похвалы.
Этот страх оценки, мне кажется, сопровождает каждого творческого человека, но в случае со сценаристикой он особенно жгуч. Можно писать картины, или поэзию, или литературу — и всегда на критику ответить что-то типа «я выражаю свои смыслы так, как считаю правильным». Но сценарий, как любят говорить продюсеры, — это технический документ, на основе которого должно появиться коллективное произведение/продукт, эмоционально захватывающее массы людей. Еще раз — массы людей. Или ЦА — целевую аудиторию. И на пути к ЦА есть оценщики качества — в первую очередь продюсеры, потом коллеги, профессиональное сообщество. И они все знают, как нельзя. Но мало кто скажет, как можно или как правильно. А если и скажут, не факт, что так и надо.
Страх оценки появляется не сразу, конечно. Поначалу ты — радостный балбес с сотней идей в разных списках, рассчитанных на пять лет. Потом учишься в киношколе — и получаешь первые фидбэки. Один из наших мастеров любил говорить (не только мне): «Все, что вы сняли, надо размагнитить, потом растворить в кислоте и слить в канаву». Мы смеялись, не обижаясь, — ведь мы еще учимся, поэтому, конечно, надо слить в канаву. Но из киношколы ты все равно выходишь слегка заземленным. Какие списки из сотни идей!
А потом я начала работать и поняла, что критика часто доходит до абсурда и становится уже не здравой критикой, а обесцениванием труда. Обесценивание чуть ли не основа миропорядка в телеиндустрии. Один из продюсеров, с кем я работала, любил начинать встречу со слов: «Это не сценарий, это все надо выкинуть». Другой называл меня клопом-кровопийцей. Третий просто отдавал мой синопсис другому автору, дескать, ты, Тамара, не успеешь, у тебя своих три серии. И приходилось рассказывать коллеге (ведь ему семью кормить) весь свой замысел, потом вычитывать его работу, править, объяснять... Был момент, когда я в сердцах всем обещала: это моя последняя работа, раз я такой бездарь. Но потом канал утверждал мою новую заявку — и все шло по кругу.
К слову сказать, на телевизионном сценарном конвейере, где труд малооплачиваемый, как правило, трудятся женщины. Если у них проблемы с самооценкой — то это дешевая рабсила. Я отработала на конвейере почти десять лет — писала сценарии, снимала и монтировала документальный научпоп, мокьюментари-фильмы, реалити-шоу. Горячий стаж, но зато мне сейчас ничего не страшно. Кроме одного — обесценивания моего труда.
Тут неважно, кто выражает сомнение — бывает, что и муж скажет: «Что за ерундой ты занимаешься?»
Родственники — это отдельная история. Единственный безусловный мой помощник — только моя мама. Остальным пришлось долго объяснять, что я делаю, зачем, почему я так странно себя веду, почему кричу и дергаюсь, если меня отвлекают от моей «писанины». Людей понять можно. Когда я сценарист, я действительно очень странный человек — с отсутствующим взглядом, заторможенная или, наоборот, гиперактивная, вдруг срываюсь на встречу с маргиналами или в такое место, в какое никто бы не пошел ни за какие коврижки. А для меня это всего лишь «полевые изыскания». Так или иначе, я выслушала множество критических замечаний не только о своих текстах, но и о себе лично, о своем характере и поведении (не только от близких родственников — от коллег тоже).
Конечно, со временем нарастает броня. Начинаешь понимать и чувствовать, где здравая критика и хорошая редактура (если речь о тексте или о самом телепродукте), а где зло и абьюз. Но как не сдохнуть, если брони по какой-то причине нет?
В ситуации профессионального абьюза (назовем это так) для меня важно, какие истории я рассказываю самой себе — о своей жизни и о себе. У меня есть всего две истории на случай, когда мне плохо. Обе про то, как в меня поверили. И как много лет назад сказали несколько добрых слов, и как потом эти слова превратились в самосбывающееся пророчество. Это удивительно. Неважно, какие конкретно слова. Важно, что другие люди, поверив в меня, дали мне силы тоже верить.
А верить, когда ты сценарист, надо уметь. Иначе сидение за столом превращается в бесконечный полярный день. Или ночь. До тех пор, пока ты не умер.