Прошел год – и народ стал проклинать еще недавно так любимого ими Маздака и восхищаться мудростью и неслыханной щедростью Мардуха. Ибо первый жил во дворце царя царей и был там сыт и пьян, а весь народ персидский мучился от недоедания и нехватки хлеба. Мудрый же Мардух нашел способ прокормиться, ел сам и раздавал хлеб голодным. И теперь Маздака охраняли верные воины, а Мардух ходил по городу босой и безоружный, ему кланялись встречные люди по своему желанию и с чувством благодарности в сердце.
И случился день, когда гнев народа переполнил чашу терпения – и снес Маздака с престола, а потом и казнил его. Вернулся на трон царя царей потомок великого Кавуса. Вернулись на свои посты чиновники, солдаты, офицеры и надсмотрщики, засвистели плетки, началась работа в штольнях и на полях, в ремесленных мастерских, потекли деньги от налогов в царскую казну, а оттуда – в сундуки Маздака, ибо знал новый царь царей, кто и за какие суммы вернул ему трон, возвращал ростовщику долг свой, равный трехкратному расходу Мардуха. И чтобы ускорить возвращение денег, начал войны с соседями…
Одним словом, восстание Маздака, если считать и доходы от продаж его пекарнями лепешек в Персеполе и в других городах Персии, увеличили состояние семейства Мардуха семикратно. И теперь уже бывший оборвыш-ростовщик, живший в лачуге рядом с грязной канавой на краю Персеполя, имел собственные покои в царском дворце и стоял по правую руку от властителя Персии, давал указания устами царя царей: кого казнить, послать армию для усмирения бунта или для захвата соседей, ввести новый налог или устроить погром невесть откуда взявшихся в Персии армян, у которых всегда есть припрятанные на черный день деньги.
Вот о чем мне следовало вспомнить, когда я проснулась после первой встречи с Повелителем снов. Но отец не предупредил меня о возможности подобной встречи – я я историю эту, как и продолжение ее, хоть и не забыла, но со случаем, касающимся меня, не соотнесла. Подивилась наличием такого чудища – и все. Повелитель снов! Подумаешь…
Глава тринадцатая
София и Повелитель снов
Я лежала на руках осторожно несущего меня по грязному темному Парижу гвардейца и одновременно стояла посреди нагромождения камней с синеющей на горизонте лазурной полоской Мертвого моря и с изломанной грядой черных от солнечного жара Синайских гор.
Я знала это место, ибо здесь один из моих предков прошел твердой поступью во главе своего легиона на Иерусалим и установил власть Рима над страной садукеев и фарисеев, верующих в Бога единого, но совершенно по-разному, а потому ненавидящих друг друга больше, нежели народы, которые исповедовали многобожие. Никаких источающих мирру смоковниц, манн небесных и прочих чудес природы, встречаемых моим предком в этих краях, я не обнаружила. Лишь солнце, камни и две полоски – лазурная и черная – на далеком горизонте, подрагивающие в мареве восходящего воздуха.
Зато увидела стоящего в десяти шагах передо мной беловолосого старца с посохом в руке и в белой хламиде. Лицом это был другой старик, но очень похожим.
– На колени! – прорычал он. – И кайся!
И камни под ногами моими отозвались эхом, словно скалы в глубоком ущелье.
– На колени! – Повторил он грозным рыком. – И кайся!
Горизонт за спиной старца окрасился красным светом – и принялся медленно багроветь, словно набухать кровью. С двух сторон от нас стал мир сужаться, словно оматериализовавшийся мрак. Звуки в нем глохли – и голос старца будто отталкивался от них и многократно вонзался в уши, скреб там и давил в мозг:
– Кайся!.. Кайся!..
Вопль сей не показался мне страшным. Я поняла, что нахожусь во сне, что вольна напрячь силу воли – и проснуться, открыть глаза и ощутить себя на руках великана Порто посреди пропахшего помоями Парижа. И старец сей меня не веселил даже, казался мне лишь любопытным. Потому я ответила:
– Полно куражиться, старик. Говори, что нужно тебе, и я просыпаюсь.
– Ты не проснешься никогда! – услышала я грозный ответ. – Ты пленница Повелителя снов!
– Надолго? – улыбнулась я.