— Глупость ты сейчас сказал. — Разозлился Максим. — У каждого свои причины, отказываться. Я вот, в свое время, лишнего перебрал, едва остановился. Хватит с меня. Нет в спиртном благодати, одни затуманенные мозги, тошнота поутру, и нарастающие как снежный ком проблемы.
— Перепил говоришь?.. Это бывает… Ну тогда ладно. Успокоил, а то я уж дурное про тебя подумал. — Ходунок проглотил пережеванный кусок, взял из рук Максима флягу, и присосался к горлышку задергав кадыком. — Эх! До чего же хорошо, он вернул, проводив с сожалением, взглядом понравившийся предмет, и икнув, сыто откинулся на стенку, закатив блаженно глаза. — Так чего говоришь тебе тута надо?
— Так ингредиенты для выплавки заготовки ножа. — Улыбнулся, рассматривая его довольный вид Максим. — Я же говорил уже…
— Запамятовал. — Еще раз икнул гость. — Так чего сидишь тогда, иди да колоти, их вон сколько тут. — Стуканец лениво обвел рукой в направлении стен. — Бери не хочу.
— Так не вижу я их. — Вздохнул Максим. — Опыта нет совсем.
— Делов-то. Посиди немного, я быстренько. — Он вскочил, и убежал в темноту, но буквально через минуту вернулся, неся в вытянутой руке, на раскрытой ладони, круглые, на резиночках темные очки пловца. — Держи, и не благодари, курочкой с хлебушком уже за них расплатился, да и чего хорошему человеку не помочь. — Он вновь сел, и облокотившись на стенку, тут же засопел блаженным сном.
Мир, взглядом из-под очков, изменился, наполнившись переливающимся радугой светом. Стены стали прозрачными, открыв все свои богатства. Справа мерцает кровавым светом рубин, слева притаился гранат, а за ним прячется агат, россыпь сапфиров чуть ниже, и еще многочисленные, неизвестные Гвоздеву драгоценные камни, и все это в прожилках руды, от меди и олова, до железа, и вездесущего малахита.
Максим размахнулся и застучал по камню, периодически успевая убирать ступню от пытающейся ее проткнуть кирки, правда достиг в своих стараниях немногого, и кроме пыли и куска малахита ничего, не добыл. Не поддавалась стена грубой силе. Отскакивали к ногам мелкие камешки и крошка, а то, что поважнее, так и оставалось манящей недоступностью.
— Да кто же так колотит?! — Проснулся Ходунок. — Дай сюда и учись. — Он вырвал из рук начинающего рудокопа кирку. — Ноги ставишь так. — Он слегка согнул колени, и расставил, словно сделал коротенький шажок. — Одну руку вот сюда. — Он взялся за середину древка. — Другую за самый край рукояти, и наотмашь, с оттягом, распрямляясь вот в это место. Видишь трещинку? — Он резко с «уханьем», с какой-то вальяжностью воткнул в камень тявкнувший раздраженно инструмент. — А ну цыц тута? — Рявкнул он злобно на вредную кирку. — Иначе навоз копать пойдешь. — И слегка надавив, как рычагом, выворотил пласт под ноги. Горсть сапфиров рассыпалась драгоценными слезами. — Теперь сам пробуй. — Он протянул инструмент Гвоздеву.
Художник размахнулся и больше не сопротивляющейся киркой, отколол маленький кусочек пустого гранита.
— Да что у тебя, руки ватные что ли! — Задохнулся возмущением Ходунок. — Я же показывал, как ноги ставить, что ты как на циркулях вытянулся, согни в коленях, не стесняйся, да толкни ими вперед, инерцию создавая. Ловчее надо. Ловчее. Вот так, правильно… — Одобрительно закивал он головой, наблюдая как к ногам Максима, вывалился рубин. — Только поточнее в трещинку попадай. — Он вновь сел, и прикрыл глаза. — Продолжай. Опыт он сам собой в гости не забегает, его долго звать надо, старательно нарабатывать. Посплю я немного, сморило на полный желудок, а ты ковыряйся тут потише. — Он замолчал и захрапел.
Дело пошло, и с каждым разом у Гвоздева получалось все лучше, и лучше. Горка драгоценных камней красовалась уже с ним рядышком, и куча разнообразной добытой руды, названия которой он не знал, как и не понимал, какая именно нужна Горному.
Решив, что достаточно, он сгреб все, что успел наколотить в рюкзак, и сел рядышком с новым знакомым перевести дух. Достал флягу, и только успел коснуться горлышка губами, как услышал возмущенное:
— А мне? — Белая ладонь с прозрачным ногтями, требовательно протянулась к емкости.
Гвоздев отхлебнул холодного чая, и отдал Ходунку флягу. Тот снова присосался, сделал несколько глотков, и вдруг вскочил.
— Ты что? Ничего не добыл за все это время? — Его возмущению не было предела. — Я же показывал, как надо?
— Почему не добыл? — Удивился Художник. — Много уже чего добыл.
— А где? — Стуканок недоуменно огляделся, ища драгоценности.
— В мешок убрал. — Пожал плечами Гвоздев.