Но как же хочется вернуться обратно. Туда, где удивительные камушки, принесенные Художником, где жар горна греет кузницу и душу, где радость созидания. Там интересно, там жизнь, а здесь только спать, и прятаться от противного солнечного света.
Его разбудили негромкие шаги. По тропе поднимались: Яхонтовая и недавний знакомый, а следом шли еще трое. Шубин не знал этих игроков, но, как ему казалось, догадывался зачем они здесь.
Горный поднялся на встречу и сладко потянулся. Если вместо одного ученика ему предложат троих, то это здорово. Можно будет еще получить с Художника бесценных камушков, а где один ученик, там он и троих потянет, разница не велика, науку-то одну и ту же преподавать.
Максим приблизился, улыбнулся, и учтиво поклонился:
— Я пришел за своей наградой, Горный.
— Вижу. — Хмыкнул Шубин. — Но мы договаривались за одного ученика, а ты привел троих. Так дело не пойдет. Доплатить придется, за каждого лишнего, как за основного, а может даже чуток побольше, думаю по камушку за каждого, в самый раз будет. — Он наигранно сдвинул суровые брови, изобразив неприступность. — Меньше никак нельзя. Обучение наукам работа нервная, тяжелая, требующая внимания. Мучайся с ними, этими недотепами криворукими, ночей не спи…
— Ученик будет один. — Разочаровал Максим Горного, уже мечтающего, на что пустит дополнительные камушки.
— Тогда чего лишних сюда притащил? — Не сдержал раздражения Шубин.
— Это мои друзья, мы по делу в горах. На реке были вместе, и сюда пришли вместе. Скрывать нам с тобой нечего, уговору о таком не было. Не злись, и не жадничай. — Улыбнулся Художник, сообразив, что так разозлило Шубина. — Вот этого будешь учить. — Он подтолкнул в спину Профессора.
— Какой-то он чахлый. — Горный дух пренебрежительно осмотрел вставшего перед ним мужчину. — Он молот-то поднять сможет?
— Сможет, сможет. — Засмеялся Гвоздев. — Ты на его вид не смотри. Мышцы он подкачает, а так он человек умный, бывший ученый, профессор, сам когда-то преподавал, так что не пожалеешь.
— Ученый… — Присвистнул Шубин. — Ну если ученый, тогда ладно. Мне даже будет забавно ученого гонять да пинать за нерадивость. — Он рассмеялся. Добро пожаловать в ад, ученый. — Он махнул в сторону грота. — Лет пять тебе солнышка не видеть.
— За полгода справлюсь. — Нахмурился упрямо Профессор, и даже немного обиделся, за то, что его нерадивым назвали. — Нет у меня пяти лет.
— Торопыга. — Захохотал Горный. — Тогда ад усиливается в пять раз, а плата еще на один камушек. — Он протянул руку Максиму. — Давай не скупись, за срочность платить надо.
— Держи, вымогатель. — Вздохнул Гвоздев, расставаясь с еще одним зубом Изумрудки. Что-то он вновь быстро беднеет, не держатся у него богатства, сквозь пальцы утекают. Он повернулся к Профессору, доставя из мешка три запечатанных кувшина с водкой. — Когда пойдешь ресурсы добывать, там стуканца встретишь, Ходунком зовут. Привет от меня передай, и подарок, он протянул кувшины. — И аккуратнее там. По сторонам не зевай. И вот еще. — Он вновь залез в рюкзак и вытащил кирку. — Это тебе. Инструмент капризный, но я договорился, будет помогать. Ты его хвали почаще.
— Придется тебе Фурия одной на хозяйстве оставаться. — Захохотал неожиданно Угрюм. — Профессора нашего в рабство спровадили, еще и доплатили за это. Стрелять он там не научится, это точно, но это и к лучшему…
— Я научу. — Яхонтовая, нависла над бывшим уже хозяином поселения. — Лучше тебя станет в цель попадать, и плату за это не потребую, уже получила свое. — Она повернулась к Гвоздеву. — Твой квест выполнен игрок, я довольна прогулкой. В награду, наука другу.
— Ну вот и все. — Вздохнул Максим. — Больше меня тут ничего не держит. Пора и в дорогу, жену искать. И так задержался.
Глава 17 Мяскяй
Костер потрескивал сырыми дровами, и плевался недовольно в низкое хмурое, небо злыми искрами. Вокруг мир вечной, поздней осени. Нудный, мелкий дождь зарядил еще с обеда, и больше ни на минуту не прекращался. Прелые листья хлюпали раскисшим киселем под ногами, скользили, и прилипали к сапогам. Голые деревья тянули покрытые мхом скелеты веток, как просящие в немой молитве тепла руки, протыкая тяжелые облака на низком сером небосклоне, выливающие на голову тонны мелкой, перемолотой в пыль пронизывающим ветром, холодной воды.
Путники пристроились под козырьком нависающей над каменной плитой скалы, словно под кровлей абсурдного дома с одной гранитной стеной, крышей и полом из камня, продуваемого ледяным, осенним ветром, но выбирать не приходилось. Только тут можно было немного просушиться, хоть как-то обогреться, переночевать, и переждать дождь. Идти дальше было глупостью. Получить пневмонию, свалиться с температурой, и сдохнуть от простуды никому из них не хотелось.