— Ты кто? — Выдохнул из себя вопрос Гвоздев.
— Я то, кто? — Незнакомец засмеялся и, к ужасу Гвоздева, смахнул с головы капюшон, под которым оказался лысый, бородатый череп, со словно прилепленным к нему, неестественно длинным, загнутым по ястребиному клювом-носом, с огромными, желчными, светящимися демоническим светом глазами, без зрачков. — Я мяскяй (дух умершего колдуна), когда-то давно меня звали Ахтамак, но тебе это ничего не говорит? Ведь так? — Он посмотрел жутким взглядом на мотнувшего в отрицании головой Художника. — Я так и думал. — Он кивнул, соглашаясь сам с собой. — Присаживайся, поговорим, у меня к тебе дело.
Максим сел, и как ему показалось незаметно толкнул Угрюма, попытавшись того разбудить, но тот даже этого не почувствовал, лишь всхрапнул, улыбнулся во сне и повернулся на другой бок. Гость нахмурил угрожающе лоб черепа, словно тот был покрыт кожей, а не состоял из одной кости.
— Не надо. Я пришел к одному из вас, второй пока не нужен, пусть спит, я послал сладкие ведения твоему другу, и ему сейчас хорошо. С одним мне проще разговаривать, два для меня уже толпа, а это меня раздражает. Хочу предложить задание, от которого вы не сможете отказаться, а если попробуете, то умрете в муках, мне на забаву.
— Не надо угрожать. — Разозлился Гвоздев, и задавив в себе страх, с независимым видом, гордо расправив плечи, сел напротив. Незнакомец, не мигая проследил за его действиями, довольно кивнул, и улыбнулся жутким, безгубым оскалом. Реакция игрока на угрозы ему понравилась. — Говори, а я подумаю. — Максим уверенно посмотрел в желтые глаза, в которых читалось желание убить.
— Похвально. — Хмыкнул мяскяй. — Ты быстро поборол в себе растерянность и страх. Ты или дурак, или не понимаешь, с кем разговариваешь, но это даже забавно. Глупая самоуверенность не всегда приводит к плачевным результатам, иногда бывают и успехи. Я доволен буду в любом случае, даже если вы провалите задание, то я все равно останусь в выигрыше. Ведь буду убивать вас медленно и наслаждаться зрелищем мук.
Слушай человек квест:
Мир поздней осени, это моя земля, и только моя. Я не терплю тут чужаков, и быстро от них избавляюсь, посылая чуму или оспу, в зависимости от настроения. Они умирают, забавно корчась и пуская кровавые пузыри, доставляя мне радость. — Он закаркал натужным смехом, но тут же вновь стал серьезен. — Все изменилось в последнее время, на моей земле поселились ореки, (живые трупы), скорее всего их подослал убыр (не упокоенный дух самоубийцы) из снежной долины, мой враг и завистник, такой же, как и я любитель смерти, но только для меня убийство это искусство, а для него просто еда. Снуют теперь эти твари туда-сюда, пакостят, охотиться мешают, пугая дичь. Убивают того, кто предназначен мне.
Мне самому не избавиться от этой напасти. От болезней твари подыхать не хотят, не берет их ни чума, ни оспа, и даже холера, моя любимица, не цепляет их своими липкими лапками, а другим оружием я не владею. Убейте их, или изгоните со своим другом вон из моей земли, и я щедро вознагражу ваши старания. Я умею быть благодарным. — Он вновь рассмеялся каркающим, ехидным смехом. — Думаю, три дня вам на все хватит, с избытком. Если же нет, то я, пожалуй, избавлюсь от вас, и буду искать других. Не люблю разочарований. — Он встал, и тая прямо на глазах, пошел в ночь, но остановился и резко обернулся, уже полупрозрачным облаком. — У вас три дня. Помни об этом человек. — Сверкнул желтыми глазами, и шагнув во мрак, окончательно растаял.
***
Угрюм, как убитый, проспал до утра. Улыбался и выглядел необычайно довольным видя прекрасные сны, посланные ему «заботливой» нежитью.
Дождь прошел, но это не радовало, так как он превратился в молочный туман, мало чем отличающийся от него сыростью промозглого рассвета. Мрак ночи сменился серым сумраком. Солнце наверно взошло, но это не точно, серая мгла не пропускала лучей. Да и вообще, есть ли в этой местности оно, это солнце, или что-то другое подсвечивает безысходностью мир смерти, скорби, и безнадежности? Смотришь в то, что тут, словно в насмешку называется небом, и сомневаешься.
— Ты не представляешь, что мне снилось? — Угрюм сладко зевнул, и сел, протирая глаза ладонями. Его не брал, ни холод голого камня, ни сырой, мерзкий, забирающейся под влажную одежду щупальцами дрожи туман. Он выспался и выглядел довольным и счастливым. — Я был дома, я был маленький, и воровал варенье у бабушки в деревне. Словно в сказке побывал. Какое она варила вишневое варенье… — Он мечтательно закатил глаза. — Пеночку снимет, и на булочку… Все пирожные, и все эти там крем-брюле, по сравнению с этим кусочком детства, полный отстой. Как я вновь хочу туда. — Он посмотрел на Максима, и тут же стер мечтательную улыбку с лица. — Что случилось?