— Так вот для чего калаш? — Понял Максим. — Башку ему снести, и пока тот восстанавливается добить?
— Да. — Улыбнулся Угрюм. — Догадлив ты. Без своей тыковки, орок что тот мешок с дерьмом, выглядит и воняет противно, но не опасен.
— Идем тогда за сосульками? — Гвоздев решительно встал.
— У нас другого выхода и нет. — Кивнул Угрюм. — Только и там не так все просто. Там мало того, что убыр обитает, так еще и игроков-старателей полно, и они не розовые матрешки, улыбаться встрече не будут, места-то там богатые, сапфировые россыпи, и медные рудники, за них война идет. Еще там и холод собачий. Хорошо хоть накидки с собой меховые взяли. Как чувствовал я, что понадобятся. В общем легкой прогулки не обещаю, и померзнуть, и повоевать придется.
— Можно подумать, тут когда-то бывает по-другому. — Хмыкнул Максим. — Выбора у нас все равно нет, так что не пугай. Вставай да пошли.
— Это точно. Выбора нет, да и тебя напугать тяжело. — Вздохнул, вставая Угрюм. — Пойдем сопли морозить. Терпеть ту локацию не могу, но деваться некуда. — Он поднялся, и больше не произнеся ни слова, быстро пошел вперед, и Художник, проводив его задумчивым взглядом, двинулся следом. Путь неблизкий, а времени мало. Три дня на все про все.
Глава 18 За сосульками
Переходы между одной местностью, или по-другому между локациями, в Уйыне происходили молниеносно. Увидеть место такого разделения, мог только опытный игрок, обладающий определенным навыком, больше похожим на эфемерное чутье, а не определенные знания, потому как даже зная, что сейчас окажешься в другой климатической действительности, все равно испытаешь шок. Ведь видишь впереди ты одну реальность, а оказываешься в совершенно другой.
Подобные метаморфозы в знакомом нам, привычном мире, где все поддается законам логики, невозможны. Как можно объяснить, что только что изнывая от летней жары полуденного солнца, всего лишь делаешь шаг, чтобы сорвать приглянувшуюся малинку, с зеленого куста, прямо перед глазами, но тебя, в тот же момент, пронизывает ледяной ветер зимней стужи, а там, где только что манила к себе сочная ягода, появляется сугроб, и ты уже по пояс в снегу, но делаешь шаг назад, и вот она, вожделенная, но недоступная малина.
Или гуляешь по весеннему лесу, разглядываешь первые цветочки, слушаешь песню соловья, бредешь блаженно прикрыв глаза, наслаждаясь ароматами пробуждения жизни, и вдруг: «Бабах», и тебя окатило ледяным осенним дождем, а порывом ветра прилепило ко лбу, желтый листок увядающей природы.
Не может такого быть? Да вы просто никогда небыли в Уйыне, хотя я вам и не советую там оказаться.
Всего один шаг, и холод мгновенно проник под одежду, а снег захрустел под ногами. Максим развязал рюкзак и достал прихваченные из Сытухи меховые накидки, представляющие из себя просто продолговатый кусок выделанной шкуры волка, с завязками в области шеи, едва достающий до поясницы. Это подобие зимней одежды прикрывало спину и немного бока, но нисколько не грело грудь. Ноги, в мокрых сапогах, тут же замерзли, а вроде и не сильный морозец ущипнул за покрасневшие щеки и нос.
— Потерпи. — Угрюм завязал посиневшими пальцами, завязки накидки. — Это с непривычки, и от остатков сырости осенней локации на одежде. Тут недалеко есть лежка. Встанем там ненадолго, костер разведем, и просушимся для начала, иначе замерзнем.
Максим кивнул, соглашаясь. Спутник прав, надо обсушиться, и перекусить. Мир Ахтамака был слишком негостеприимен. Сырые дрова отказывались гореть, а нудный дождь, прекратился всего на несколько часов, и зарядил вновь, так и не прекратившись до самого конца пути. Здесь если и холодно, то хотя бы есть надежда на сухие дрова, и жаркий костер.
Дорога поднималась по широкому распадку, между двух взлетающих обледенелыми скалами, в безоблачное небо склонов гор. Покрытые инеем деревья, потрескивали на морозе, снег хрустел под ногами, а парок дыхания срывался с губ. Гвоздев любил зиму. Это время года подарило ему взамен старой, оставленной по ранению работы солдата, профессию тренера по биатлону, и вместе с ней, красавицу жену. Воспоминания теплом согрели душу. Как он был счастлив тогда. Сколько планов, сколько надежд, но все рухнуло в один миг. Будь проклят этот Полоз.
Угрюм свернул вправо, и подъем стал еще круче.
— Чуток осталось. — Он повернулся к Художнику, и улыбнулся. — Там грот небольшой, мы его с Пулей нашли, никто о нем кроме нас не знает, вернее не знал. — Он нахмурился, вспомнив друга. — Разведем костерок, согреемся, и перекусим. Дровишки собирай по дороге, скоро пригодятся. — Он подал пример, подхватив из-под ног толстый сук, и закинув его на плечо, развернулся и пошел молча дальше.