Строящий должен также на каждый камень класть известь. Ибо если он положил камень на камень без извести, то камни выпадут и дом обрушится. Известь есть смирение, потому что она берется из земли и находится у всех под ногами. А всякая добродетель, совершаемая без смирения, не есть добродетель. Как корабль нельзя построить без гвоздей, так и спастись нельзя без смиренномудрия. Итак, каждый должен все, что он ни делает доброго, делать со смирением, чтобы смирением сохранить сделанное. Дом должен иметь и так называемые связи, кои суть рассуждение; оно утверждает строение, соединяет камень с камнем и связывает стены, а вместе с тем придает дому и большую красоту. Кровля же есть любовь, которая составляет совершенство добродетелей, так же как и кровля — верх дома. Потом после кровли строятся перила кругом ее. Что же значат перила кругом кровли? В законе написано о сем: если будешь строить… дом, то сделай перила около кровли… (Втор. 22, 8), чтобы дети ваши не падали с нее. Перила суть смирение, потому что оно ограждает и охраняет все добродетели; и как каждая добродетель должна быть соединена со смирением, подобно тому, как мы сказали, что над каждым камнем полагается известь, так и для совершенства добродетели нужно смирение. Ибо и святые, преуспевая, естественно приходят в смирение, так как чем более кто приближается к Богу, тем более видит себя грешным. Что же суть дети, о которых сказал закон, чтобы они не падали с кровли? Дети суть помышления, бывающие в душе, которые должно хранить смирением же, чтобы они не упали с кровли здания.
Вот дом окончен, имеет связи, кровлю, о которой мы сказали, что она есть совершенство добродетелей, вот и окружающие ее перила. Одним словом, дом готов. Но не нужно ли ему еще что-нибудь? Да, мы не упомянули еще об одном. Что же это такое? Чтобы зодчий был искусен. Ибо если он неискусен, то покривит немного стену, и дом когда-нибудь обрушится. Искусен тот, кто разумно совершает добродетели. Ибо случается, что иной и подъемлет труд добродетели, но оттого, что неразумно совершает труд сей, он сам губит его или постоянно портит дело и не может окончить его, но строит и разрушает, кладет один камень и снимает два. Например, вот пришел один брат и сказал тебе слово, оскорбляющее тебя. Если ты молчишь и поклонишься ему, то ты положил один камень. Потом ты идешь и говоришь другому брату: «Такой-то мне досадил и сказал мне то-то и то-то, а я не только смолчал, но и поклонился ему». Вот ты один камень положил и два камня снял. Еще пример: иной поклонится, желая тем заслужить похвалу, и в нем оказывается смирение, смешанное с тщеславием; это значит положить камень и снять его. А кто разумно делает поклон, тот твердо уверен, что он согрешил, и вполне убежден, что он сам виноват. Вот что значит разумно сделать поклон! Другой хранит молчание, но неразумно, ибо он думает, что совершает добродетель, между тем как вовсе не совершает ее. А разумно молчащий думает, что он недостоин говорить, и это есть разумное молчание. Еще пример: иной не считает себя лучшим других и думает, что он делает нечто великое и что он смиряется, но не знает, что он ничего не имеет, потому что неразумно действует. А кто разумно не считает себя лучшим других, тот думает, что он ничто и что он недостоин быть в числе людей, как говорил о себе и авва Моисей: «Чернокожий! ты не человек, зачем же ты являешься между людьми?» И еще пример: иной служит больному, но служит для того, чтобы иметь награду; это также неразумно. И потому, если с ним случится что-либо скорбное, то это легко удаляет его от сего доброго дела, и он не достигает конца его, потому что делает оное неразумно. А разумно служащий служит для того, чтобы приобрести чувство сострадания. Ибо кто имеет такую цель, тот, что ни случилось бы с ним — скорбь ли извне, или сам больной помалодушествует против него, — без смущения переносит все это, взирая на свою цель и зная, что более больной благотворит ему, нежели он больному. Также, если кто постится по тщеславию или думая в себе, что он совершает добродетель, таковый постится неразумно и потому начинает после укорять брата своего, почитая себя чем-то великим; и оказывается, что он не только положил один камень и снял два, но и находится в опасности разрушить всю стену через осуждение ближнего. А кто разумно постится, тот не думает, что он совершает добродетель, и не хочет, чтобы хвалили его как постника, но думает, что через воздержание приобретет целомудрие, а посредством сего придет в смирение; как говорят отцы, путь к смирению суть труды телесные, совершаемые разумно. Одним словом, каждую добродетель человек должен совершать так разумно, чтобы усвоить ее себе и обратить в навык, и таковой оказывается искусным художником, могущим прочно строить свой дом. Итак, желающий с помощью Божией достигнуть такого благоустроения не должен говорить, что добродетели велики и он не может достигнуть их. Ибо кто так говорит, тот или не уповает на помощь Божию, или ленится посвятить себя чему-либо доброму[297].
В применении вышеизложенных общих нравственных правил к частным поступкам при разнообразных случаях и обстоятельствах жизни руководительным началом должны быть следующие правила.
Первое. Всегда надобно поступать по внушению совести, то есть прежде всякого слова и дела надобно спросить свою совесть, хорошо ли, полезно ли то, что хочу сказать или сделать. Если совесть одобряет, то надобно сделать, а если не одобряет, то оставить.
Второе. Надобно приступать ко всякому делу не из корыстных видов, не по тщеславию, а по любви к Богу, чтобы угодить Ему, для спасения своей души, а ближним желать и делать добро ради Бога, так как внушает нам любовь делать для искренно любимых нами.
Третье. Во всяком деле по отношению к ближним надобно руководствоваться правилом, преподанным Спасителем: во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Не делайте другим, чего себе не хотите. Соблюдая сие, хорошо сделаете (Деян. 15, 29). Ибо в этом закон и пророки (Мф. 7, 12), то есть это составляет главное содержание, сущность всего закона Моисеева и учения пророков.
Раздел четвертый
Глава первая
О пути усовершающихся
Святой Дионисий Ареопагит, ученик апостола Павла, говорит, что в его время разделяли христиан на три разряда, или степени по духовному совершенству: очищаемых, просвещаемых и усовершающихся — и что к высшему чину усовершающихся относили священное сословие монахов. Божественные наставники наши (апостолы), говорят, почтили их священными наименованиями, называя их ферапевтами, а иные — монахами (уединенными), как по чистому их служению Богу, так и по уединенной и неразделительной жизни[298].
Преподобный Иоанн Кассиан свидетельствует, что в начале христианской веры, немногие, но самые благочестивые носили имя монахов, которые заимствовали образ жизни от евангелиста Марка, первого епископа в Александрии, и не только обладали теми свойствами, какими, по сказанию Деяний Апостольских (см. 4, 32–34), отличалась первенствующая Церковь, но еще домогались высшего совершенства. Удаляясь в уединенные места близ городов, они вели столь воздержную жизнь, что возбуждали изумление в иноверцах, потому что с таким усердием занимались чтением Священного Писания, молитвой и рукодельем, что и голод не прерывал воздержания; разве уже на второй или третий день принимали пищу, и то не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию природы[299].