Выше него только один, но и он не в счет, потому что не допущен в Сицилийское братство.
А тем временем на другом конце города Вилли-Сантехник засек неприметного человека с какой-то странной штуковиной вроде трубы – тот стоял на грузовике и тыкал ею в проезжающих.
Вилли не понравилось, что на его «эльдорадо» направляют разные штуки. Чего доброго, краску испортят или еще что.
Вилли-Сантехник остановился перед грузовиком так, чтобы тот не мог двинуться с места. Потом, преодолевая очередной «утренник», вылез из машины и направился к грузовику.
– Эй, чего ты там делаешь со своей штуковиной? – спросил Вилли-Сантехник.
– Я из министерства сельского хозяйства. Санконтроль.
– Она не портит машины?
– Нет. Проникает через металл совершенно безвредно. Она проверяет разные овощи. Морковь и прочее.
– Что еще за «прочее»? – спросил Вилли-Сантехник.
– Не знаю. Морковь. Свекла. Мак.
– Мак? Это такие красные цветы, которые ветеранам на праздник дарят?
– Отстаньте, – сказал мужчина.
– Да я же по-дружески спрашиваю. Если нужно что-то узнать о моркови и свекле, почему бы не пойти на овощной базар?
– Не спрашивай, приятель. Решение властей.
Вилли кивнул, но предупредил, что парню лучше не лезть к его «эльдорадо» со своей штукой, не то ему придется познакомиться с куском свинцовой трубы.
После чего Вилли-Сантехник осторожно направил стопы к своей машине, отложив в памяти это обследование моркови, свеклы и мака как малозначительный факт, о котором никому не стоит сообщать до той поры, когда из него можно будет извлечь выгоду.
Глава одиннадцатая
Все складывалось как нельзя лучше.
Выбора не было.
Вэнс Мастерман был просто обязан сказать Лоретте, что он не может жениться на ней, потому что она – его дочь. Это развяжет ей руки, и она выдаст профессора Сингбара Рэмквота, который выкрал формулу лекарства против заболеваний лимфатических узлов, после чего Лоретта сможет выйти замуж за Барта Хендерсона, а он продолжит свои научные изыскания. Даже Клэр Вентворт, мать Лоретты, будет рада такому повороту событий, поскольку это расчистит ей дорогу к доктору Брюсу Бартону.
Все зависит от того, откроется ли Вэнс Лоретте. Все должно было произойти к безмерной радости Чиуна в ближайшие минуты. Радость Чиун выражал мерным покачиванием взад и вперед, сидя в позе лотоса на полу своей ист-сайдской квартиры. Когда она его переполняла, он начинал мурлыкать. Сегодня Чиун и раскачивался, и мурлыкал. Экстаз!
Он прибавил звук, чтобы не пропустить ни слова, в ожидании близкого разрешения всех проблем героев.
Д-з-з-з-з!
Позвонили в дверь.
Кто бы там ни был, ему придется подождать. До развязки не больше восьми минут. Чиун был в этом убежден.
Д-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з!
Настойчивая трель звонка грозила заглушить рыдающие звуки скрипок и органа из динамика телевизора.
Подождут.
Конечно, нехорошо заставлять человека ждать под дверью. Невежливо, грубо, а на Востоке грубость не в почете. А с другой стороны, восьмидесятилетние корейцы, излучающие мир и спокойствие, совершенно не обязаны лишать себя удовольствия лицезреть великий момент сериала, который они смотрят вот уже семь лет. Вежливость или самоуважение?
Вежливость – долг каждого, и за восемь десятков лет жизни Чиун ни разу не нарушил свой долг. Но сейчас он готов его нарушить: сидеть у телевизора, пока не закончатся приключения Вэнса Мастермана, а если кто-то собирается ждать в холе, пока не врастет в пол, тем хуже для него. Нечего ходить по гостям, когда идет хорошая передача.
Безвыходное положение, к счастью, разрешилось – прекратились звуки органа, изображение исчезло, на секунду наступила тишина, а потом на экране появилась женщина-водопроводчик, которая показывала, как ликвидировать засоры в стоках раковин.
Чиун вскочил и сломя голову бросился из гостиной в столовую, потом по коридору. Длинное расшитое кимоно развевалось вокруг ног.
Д-з-з-з-з-з-з-з-з!
Чиун добежал до входной двери и отпер ее. Потом отодвинул засов и хотел снять цепочку. Он был уверен, что и засов, и цепочка совершенно необходимы, если хочешь сохранить свою жизнь в Нью-Йорке хотя бы на один вечер.
Но цепочка застряла в прорези. Чиун натянул цепочку левой рукой и с резким, но бесшумным выдохом ударил подушечками пальцев правой руки по несчастной цепочке, перерезав одно из звеньев словно кусачками.
Потом повернул дверную ручку, приоткрыл дверь и бросился назад – через холл, через столовую в гостиную, где опять уселся у телевизора в позе лотоса.
Вновь зазвучал орган, потом стих, а на экране появился Вэнс Мастерман: