Завтра он тоже звонить Миле не будет и послезавтра. И в четверг, и… Может же он куда-нибудь уехать… Имеет право?.. А как с КЮБЗом? Конечно, не пойдет. А Екатерине Павловне… Вот с кем надо поговорить! И чем раньше, тем лучше. Прямо завтра. Или послезавтра… Сейчас уже звонить неудобно. Поздно…
Екатерина Павловна сказала, что можно поговорить в воскресенье, после занятий, в зоопарке.
— Я не смогу… Не приду, — сказал Игорь.
— Ты заболел?
— Нет. А нельзя… Может, раньше?
— Что-то срочное? Так и говори. Тогда заходи ко мне сегодня часов в семь. Хорошо?
В просторной квартире Екатерины Павловны, окнами на не затихающую ни днем ни ночью большую улицу и на Москву-реку, поговорить им удалось только на кухне; в комнатах были и стар и млад: очень пожилая, куда старше бабы Лены, бабушка Катерины, согнутая чуть не пополам болезнью, но с удивительной памятью и удивительным мастерством рассказчика: о своих гимназических дореволюционных годах, о годах лагерей и ссылки, о только что прочитанных журналах и книгах — с подробностями, с пейзажем, с речевыми характеристиками… А в другой комнате были маленький Коля, сын Катерины, и Большой Николай. Таких больших Игорь, пожалуй, не видел — два метра без полутора сантиметров. Пятой в семье была рыжая Тина.
Ей и Екатерине Павловне рассказал Игорь все, что с ним произошло, без утайки.
— …Да… — Екатерина Павловна надолго задумалась. Потом сказала: — По-моему, тут нужен мужской совет. Ты не против, если я позову Колю Большого?
— Хорошо, — сказал Игорь, испытывая, кроме неловкости, кроме тоски, еще и гордость оттого, что своим вопросом поставил в тупик даже Катерину.
Коля Большой выслушал Игоря, тоже сказал «да» и тоже долго не говорил ни слова.
— Действительно «ситуация». Нарочно не придумаешь… Знаете… В мире существует правда и существует ложь. И правда, мы знаем, всегда хорошо, а ложь — плохо. Но это в чистом виде. А есть ведь нюансы, оттенки. Вот говорят: спасительная ложь. Или — жестокая правда. Что когда выбрать — тут надо решать в каждом случае заново. Одинаковых рецептов нет. Они могут такое понаделать, одинаковые рецепты!.. В вашем случае… Нет, не знаю, что в вашем случае… Ума не приложу… Знаете, Игорь, я занимался одно время фехтованием. Рапирой… Давно уже… Помню, самое неприятное было не ощущение укола, да его и нет — лампочка зажигается… А когда ты не можешь ответить. Потому что бой в этот момент кончился или просто ты не в силах… Жизнь тоже не один раз колет и будет колоть рапирой — в тело, в душу, извините за этот образ, но мы должны иметь всегда возможность ответа… Свободу ответа. Да, именно свободу… А когда ее нет… По любой причине… Это унизительно. Это невмоготу…
— Ну, Коленька, — сказала Екатерина Павловна, — тебя заносит. И, увы, ты совсем не похож на мистера Дика из «Давида Копперфилда». Тот давал более точные и краткие советы. Хотя ситуация тоже была нелегкой… Я, например, знаю одно: своей маме Игорь говорить ничего не должен.
— Это я и так понимаю, — сказал Игорь.
— Мила ничего не должна знать о своем отце.
— Вот тут я с тобой не согласен, Катя, — сказал Большой Коля. — Почему Игорь должен выглядеть некрасиво в этой истории, жертвовать собой ради взрослых, ради…
— Остановись, — перебила Екатерина Павловна. — Ты немножко зарвался. Игорь — жертва не грехов, а обстоятельств, против которых не пойдешь. И в этой ситуации должен вести себя как мужчина…
— То есть брать непонятную вину, скрывать истину? Он ведь без того наказан. Да и Мила не ребенок.
— Все равно есть опасность, что это разобьет семью, нанесет травму.
— А так не будет травмы? Игорю все же лучше: он хотя бы знает. А Мила?
— Тоже будет, — вздохнула Екатерина Павловна.
— Вот видишь…
Они еще некоторое время спорили, вроде позабыв о присутствии Игоря, и ему начало казаться: речь вообще идет о чем-то, что случилось не с ним и не сейчас, а с героями какой-то книги, которую они все читали.
Он ушел, напившись чаю с кексом, прослушав рассказ бабушки Екатерины Павловны о том, как в 1915 году в их доме в Киеве бывал Владимир Горовиц, будущий всемирно известный американский пианист, но по-прежнему без ясного представления, как поступить, что делать дальше…
И тогда он решил написать письмо.
Глава 4
ТРИ ПИСЬМА
Письмо первое. Игорь — Миле.
Мила!
Просто не знаю с чего начать. Самое главное — очень прошу тебя, не думай, что я не хочу, чтобы мы оставались друзьями… Нет, не так!.. Не думай, что я предал нашу дружбу, сменил ее на что-то… На кого-то… Честное слово, нет! Поверь мне. Теперь, когда я не могу с тобой видеться, даже говорить — вся надежда на это письмо. Что ты меня поймешь… Я не совершил никакого преступления и не скрываюсь от закона. Просто я уезжаю надолго из Москвы. Так нужно. Сначала к родным в другой город, потом к родителям, туда, где они сейчас…