— Это мы с Таней тогда вместе решили, когда узнали. Я к вам пошла, а она на страже стояла. Или как еще, по-вашему, — «на атасе»…
Больше писать не могу, баба Зоя посылает в магазин. Наверно, это последнее мое письмо, потому что скоро увидимся. Да, мамочка?
Целую.
Надя.
…Мамочка, а мне даже нравится, что меня прозвали «жизнь животных».
УКОЛ РАПИРЫ
Не один раз сиживал я в доме у моего старого приятеля в те минуты, когда его дочь Мила возвращалась из школы. Обычно перед ее появлением долго и оглушительно трещал звонок, затем врывалась сама Мила, метким баскетбольным броском швыряла сумку на плетеный стул в дальнем углу комнаты и сразу обрушивала на присутствующих Ниагарский водопад сведений о своих и чужих отметках, сочинениях и контрольных, о Свете Васильевой по прозвищу «Вася» и о прочих школьных делах.
Но в этот день можно было подумать, что Милу сняли на кинопленку и показывают в замедленном темпе — как любят делать на экране с прыгунами в воду и с лошадьми.
Она долго-долго снимала пальто, еще дольше — сапоги, и все это время ее сумка с длинным ремнем безжизненно валялась на полу, как сытая ленивая змея, которая не в силах проглотить захваченную добычу. И, что самое удивительное, Мила не произносила ни единого… ну, ни единого слова — как та самая змея…
Конечно, мы постарались не дать Миле возможности слишком долго «участвовать в замедленной съемке», а почти сразу набросились с расспросами — что случилось, почему она не похожа сама на себя: уж не захворала, часом, не нахватала ли уйму «двоек», не нагрубила учительнице литературы, не поссорилась со своей закадычной подругой «Васей»?..
Со стороны было, вероятно, похоже, что мы занялись детской игрой в «холодно — горячо». И если при первых наших вопросах Мила молча, но яростно трясла головой: мол, холодно, холодно, и даже порывалась показать дневник, то последний вопрос, как видно, попал в самое «горячо», потому что она сразу съежилась, замкнулась и только на повторные наши приставания ответила, глядя в сторону и нехотя, что да, поссорилась… и не с одной «Васей»…
— А может, и не поссорилась, — добавила она медленно и вроде бы для себя, — может, и нет. Сама не знаю… Не понимаю… Может, мы и друзьями никогда не были. Вернее, они… Ну и пусть, — сказала она, помолчав. — Только все равно это очень больно.
— Что больно?! — закричала Милина мать. — Где?
Вот о чем рассказала нам Мила.
У них в классе здорово увлеклись фехтованием. Особенно девчонки. Мила тоже была не из последних: старалась не пропустить ни одного занятия, неплохо работала «на дорожке», ее хвалил тренер. А он очень строгий дядька. Да она и сама чувствовала, что получается и что может еще лучше… Только, странное дело, Мила не понимала, к чему это?! В лицо ей тренер «выдавал» разные хорошие слова, а за глаза, оказывается, песочил дай бог как, называл «нескладехой», жаловался, что неспособная, руки дырявые, плохо держит рапиру… Ей несколько девчонок об этом все уши прожужжали. И ее лучшая подруга Света Васильева, по прозвищу «Вася», тоже.
Несколько раз Мила собиралась спросить у Сергея Андреевича, зачем он так делает, почему не скажет впрямую, но все не решалась. Неловко как-то отношения выяснять: «Мне… вот тут… про вас… сказали… что вы… про меня…» А он, как нарочно, почти на каждом занятии нахваливал ее, улыбался так… ободряюще… Не ей одной, конечно, но и ей тоже. Как тут спросишь?.. Мила прямо ничего не понимала: зачем нужно так откровенно лицемерить, кривить душой?! Ведь он вообще-то очень требовательный… Прямой… Но не могла же она сомневаться в том, что говорили девчонки, ее подруги?..
Миле стало даже куда труднее работать на дорожке — фехтовать то есть. Потому что в голове все время мысли, что она хуже всех, только ей об этом не говорят. Жалеют… как нищую или больную.
А тут еще тренировки стали часто отменяться: то Сергей Андреевич заболел, то занят где-то в другом месте. Он ведь из ЦСКА вообще-то… Мила подумывала совсем уж бросить, но все как-то жалко было. Очень ей нравились все эти «выпады», «уколы», все эти команды: «не сгибай правую!», «соблюдай стойку!», «не сходи с дорожки!»
Сергей Андреевич не только владеть рапирой учил, он вообще много чего рассказывал про фехтование. Ведь еще в Древнем Египте, в Индии, Греции, Риме воины фехтовали, то есть сражались на мечах, на саблях, на палашах… Нет, вру: палаш был в русской гвардейской кавалерии. Намного позже… А в средние века фехтование считалось «одной из семи благородных страстей рыцаря»…