— Никто! Я сам! — опять закричал Замон.
— Зачем сделал?
Мне тоже хотелось узнать это у Замона.
— Просто так, — не сразу ответил тот.
— За просто так судить будем, — деловито сказал хозяин дома. — Тебе восемнадцати нет? Значит, в колонию для несовершеннолетних.
— Не надо… Он не хотел, — сказал я. — Он случайно…
Позже мне стыдно стало за мои слова: получилось, я сваливал все на Замона. Это во-первых. А во-вторых, очень уж я робко сказал, трусливо. Но меня по-настоящему напугал этот мужчина, особенно его тихий властный голос…
— Я не случайно, — сказал Замон. — Я хотел.
— Хотел? — повторил мужчина. — Что ж, ответишь по всей строгости закона…
Потом на машине с мигалкой приехала милиция, стали составлять протокол прямо на месте — так потребовал хозяин дома.
«…Замон Муллоев, шестнадцати лет, — было написано в протоколе, — проходя мимо дома номер 5 по Береговому переулку, кинул камень в окно и разбил его, допустив тем самым незаконные хулиганские действия и угрозу проживающим в доме, в чем полностью признался…»
Под протоколом подписались хозяин дома, шофер, и Замон тоже. Велели и мне, но я осмелел и сказал, что не буду, хотя Замон говорил: «Подпиши, чего там… Пусть. Все равно они сделают, что хотят…»
— Ладно, не надо, — сказал про меня хозяин дома. — Он нездешний. Пусть идет…
Замона посадили в машину и увезли, а я сразу помчался к Глебу Юрьевичу.
Он хоть лежит в больнице, а знает больше, чем я. Только я начал выкладывать, он сказал, что слышал об этом доме и о других таких же, о том, кого туда селят. И не только в Хороге. У него и письма и заявления есть про это. Люди грамотные стали — пишут.
— Только такие партизанские действия, которые твой Замон предпринял, — сказал Глеб Юрьевич, — они ни к чему… В общем-то я его понимаю, но, согласись, стекла-то ни при чем…
Я согласился и сказал, что сейчас главное — освободить Замона и чтоб его не судили и в колонию не отправили.
— Да, это главное, — сказал Глеб Юрьевич. — А то закрутят через комиссию по делам несовершеннолетних… Надо быстрее что-то делать…
Он встал с койки и пошел в кабинет главврача, где был телефон. Куда он звонил, не знаю, но, когда вернулся, сказал:
— Бери бумагу, будем писать прокурору… У меня уже собрался кое-какой материал…
И он стал диктовать.
Не буду пересказывать все заявление, но одну фразу оттуда не могу не написать. Она в самом конце: «…Юридически я бы квалифицировал действия Замона Муллоева как спровоцированные неблагоприятными обстоятельствами, сложившимися не по его вине…»
Глава XII
И ПОСЛЕДНИЕ ДВА РЕПОРТАЖА
1
…Вот и зима прошла. Скоро Глеб Юрьевич выйдет из больницы. Подумать только — почти два месяца отлежал! Хорошо, без операции обошлось. Сейчас ему гораздо лучше. «Арахноиди́т» — вот как называется его болезнь. Слово-то красивое, а какая страшная суть за ним скрывается.
Да, время летит быстро. Я привык к ребятам, к своей комнатенке и к горам тоже привык. И к больничной палате, где лежит Глеб Юрьевич. Как на работу туда хожу. Уже знаю почти каждый дом на главной улице, почти каждый тополь. Знаю, что на книжном магазине то и дело появляется вывеска: «Закерти на ревиз» (вот догадайся, что это значит!), а по воскресеньям все тротуары, даже мостовые, покрываются ковриками и коврами — хозяйки их моют, чистят щеткой и мылом. И еще — так мне кажется — я знаю теперь кое-какие более серьезные вещи. Возможно даже (чем черт не шутит?!), что я немного поумнел. В этом ты сам сможешь убедиться, когда приеду… Когда? Теперь уже, видно, скоро.
В воскресенье днем мальчишки позвали меня в клуб ГЭС на концерт. Это через Верхний Хорог, мимо тюрьмы — километров пять, если не больше. Погода была что надо: небо такое — глаз не оторвешь; если смотреть подольше, начинает казаться, что вокруг тебя глубокое море и ты медленно плывешь по нему, а белые вершины гор — это гребни высоченных валов. Или айсберги.
Клуб там маленький, в зале полно ребятишек и старух с почти грудными детьми. У всех старух морщинистые темные лица, на головах — тюбетейки с накинутыми поверх платками. И все в шароварах, конечно. Это настоящие памирцы — у них и тюбетейки не такие, как у таджиков: не куполом, а плоские, и язык другой, и танцы. Женщины здесь никогда не носили паранджу, а девушки считаются самыми красивыми. Это мне все Замон сообщил, он тоже памирец. Хотел его спросить: если это так насчет девушек, чего же тебе Аня Зайцева настолько понравилась, что меня терроризируешь?..