На лице Димонта отразилось ликование.
— Мне бы хотелось поговорить со своим клиентом, — попросил Майрон. — Наедине.
— Нет.
— Что, простите?
— Вы у меня на крючке, так что улизнуть не позволю.
— Я его адвокат.
— Да будь ты хоть председателем Верховного суда, мне плевать! Малейшая провокация — увезу парня в участок в наручниках.
— У тебя против него ничего нет! — осадил детектива Майрон. — Запись в ежедневнике еще не улика.
Димонт кивнул.
— Зато представь, как это выглядит со стороны, для прессы, например, или для фанатов. Дуэйна Ричвуда, восходящую звезду тенниса, увозят в участок. Боюсь, спонсорам не понравится…
— Ты нам угрожаешь?
Детектив прижал руки к сердцу.
— Нет, святые небеса, нет! Крински, разве я на такое способен?
— Ни в коем случае, — продолжая строчить, отозвался Блокнот.
— Вот видишь!
— Я подам в суд за незаконный арест! — пригрозил Майрон.
— И возможно, даже выиграешь. Лет через несколько, когда суд наконец рассмотрит дело. Польза будет колоссальная!
Теперь Димонт уже не напоминал тупого барана.
Неожиданно вскочив, Дуэйн принялся мерить комнату шагами, сорвал очки, потом, будто передумав, надел обратно.
— Слушайте, я не знаю, откуда мой номер в ее книжке. Я не знаком с этой девушкой и никогда не разговаривал с ней по телефону.
— Мистер Ричвуд, ваш телефон в справочнике не указан?
— Верно.
— Вы ведь только что переехали. Как давно существует этот номер? Две недели?
— Три, — поправила Ванда. Подруга теннисиста обнимала себя за плечи, будто замерзая на пронизывающем ветру.
— Три, — повторил детектив. — Дуэйн, откуда у Валери ваш телефон? Как совершенно незнакомая девушка вычислила ваш новый, не указанный ни в одном справочнике номер?
— Не знаю.
Перешагнув стадию скептицизма, Ролан сразу перешел к полному недоверию и весь следующий час терзал Ричвуда вопросами. Дуэйн стоял на своем: он не был знаком с Валери, никогда с ней не встречался, не разговаривал и не знает, откуда у девушки его номер. Майрон слушал не перебивая. Благодаря «рэй-банам» выражение глаз не разглядеть, но мимика и жесты Дуэйна абсолютно не вязались с его историей.
Шумно и раздраженно выдохнув, Ролан Димонт наконец поднялся.
— Крински!
Блокнот вскочил.
— Пошли отсюда.
Буквально за секунду собрав принадлежности, парень бросился за шефом.
— Я вернусь! — рявкнул Димонт и, ткнув пальцем в пустоту, поинтересовался: — Болитар, ты меня слышал?
— Ты вернешься, — послушно повторил Майрон.
— Можешь не сомневаться, кретин!
— А выезжать из города запретишь? Обожаю, когда копы это делают.
Сложив ладонь пистолетом, детектив прицелился в Болитара и спустил курок — большой палец. Через секунду они с Блокнотом исчезли за дверью.
Несколько минут в гостиной царила тишина, и Майрон собрался ее нарушить, когда Дуэйн захохотал.
— Слушай, ты просто супер! В лохмотья ему задницу изодрал!
— Дуэйн, нам нужно…
— Майрон, я очень устал, — теннисист фальшиво зевнул, — хочу выспаться.
— Нам нужно серьезно поговорить.
— О чем?
Майрон пронзил клиента многозначительным взглядом.
— Странное совпадение, правда? — ухмыльнулся Дуэйн.
Болитар повернулся к Ванде. Ее по-прежнему била нервная дрожь. Девушка тут же потупилась.
— Знаешь, если у тебя проблемы…
— Эй, лучше про ролик расскажи! — перебил Ричвуд. — Нормально получился?
— Не то слово, отлично!
— Слава Богу! А я как вышел?
— Настоящий красавец, скоро придется отбиваться от назойливых режиссеров.
Дуэйн рассмеялся — слишком громко и натужно. Веселье показное, белыми нитками шитое, и ни Ванда, ни Майрон им не заразились.
Еще один фальшивый зевок, и Ричвуд поднялся.
— Мне действительно нужно передохнуть, — заявил он. — Впереди серьезные матчи. Жаль, что приходится отвлекаться на такую ерунду.
Теннисист проводил Болитара, а Ванда будто примерзла к кухонной двери. Наконец ее взгляд метнулся к спортивному агенту.
— До скорого, — проговорила она.
Дверь закрылась. Майрон спустился на первый этаж и прошел к машине. Под «дворниками» штрафной талон за парковку. Вытащив его, Болитар завел «форд».
Тремя кварталами позднее на глаза попался сине-зеленый «кадиллак» с канареечно-желтой крышей.
ГЛАВА 4
Яппибург.
Четырнадцатый этаж «Лок-Хорн секьюритиз» всегда напоминал Майрону средневековую крепость: в центре свободное пространство, а по периметру неприступная стена кабинетов руководства и ведущих специалистов. В сердце «крепости» разместились сотни молодых людей, в основном мужского пола — солдаты строевой службы. Воистину пушечное мясо: ими жертвовали не задумываясь, а на замену легко подбирали новых. Целый легион безликих работников, сливающихся в серый офисный ковер: одинаковые столы, одинаковые кресла, системные блоки, мониторы и факсы. Как и полагается солдатам, они носили форму: белые рубашки, подтяжки, яркие, сдавливающие сонную артерию галстуки, пиджаки, развешанные на спинках одинаковых кресел. То и дело слышались крики, звонки, а иногда и напоминающие предсмертный стон звуки. Повсюду страшная суета, хаос, паника, вечный цейтнот и хронический стресс.
Одна из последних твердынь истинных яппи, храм, где они, не таясь, могли исповедовать популярную в восьмидесятые религию, превозносящую неприкрытую жадность и всеоправдывающее стремление к наживе. Никакого лицемерия: инвестиционные группы существуют не для того, чтобы служить человечеству, помогать страждущим и творить добро. Цель совершенно иная и благодаря четкому определению максимально проста: делать деньги.
Уин занимал просторный угловой кабинет с видом на Парк-авеню и Пятьдесят вторую улицу. Лучший вид для лучшего сотрудника компании.
Майрон постучался.
— Войдите! — отозвался Локвуд.
Он сидел на полу в позе лотоса: на лице безмятежное спокойствие, руки разведены, большие и указательные пальцы образуют круги. Медитация. Ею Уин занимался ежедневно, и, как правило, не один раз.
Однако, подобно другим жизненным ситуациям, эти моменты внутреннего уединения и душевной гармонии у Локвуда проходили немного иначе, чем у других. Во-первых, он предпочитал медитировать с открытыми глазами, хотя большинство гуру советуют их закрывать. Во-вторых, вместо того чтобы представлять идиллические сцены вроде водопадов или пасущихся оленей, Локвуд крутил кассеты из домашней видеотеки. На них он сам и пестрая стайка подружек сливались в экстазе самыми изощренными способами.
— Можно выключить? — поморщившись, спросил Майрон.
— Лиза Гольдштайн, — представил финансовый консультант, показывая на переплетенные тела.
— Уверен, она тобой очарована.
— По-моему, вы незнакомы.
— Трудно сказать, — пробормотал Болитар. — Я ведь пока даже не знаю, где ее лицо.
— Милая девушка, еврейка.
— Лиза Гольдштайн? Ты что, шутишь?
Локвуд улыбнулся, р-раз — одним плавным движением встал на ноги, нажал на кнопку выброса, а затем положил кассету в коробку с надписью Л.Г. Коробка, в свою очередь, была помещена в ящик с буквой «Г» дубового шкафчика, буквально ломившегося от кассет.
— Ты понимаешь, что это самое настоящее извращение? — поинтересовался Майрон.
Уин закрыл шкафчик на ключ.
— Должно же быть у человека хобби!
— Ты чемпион по боевым искусствам и в гольф играешь — вот это и есть хобби! А другое — чистой воды извращение. Хобби и извращение, чувствуешь разницу?
— Мораль мне читаешь, — улыбнулся Уин, — как здорово!
Болитар не ответил. Они обсуждали эту тему сотни тысяч раз, с тех пор как поступили в университет Дьюка, но договориться так и не смогли.
У Локвуда типичный для топ-менеджера кабинет: на обшитых деревом стенах картины, изображающие охоту на лис. Мягчайшие цвета бургунди кресла выгодно подчеркивают густую зелень ковра. Старинный деревянный глобус стоит рядом с дубовым столом, за которым вполне можно играть в теннис. В общем, впечатление не слабое, кратко выражается двумя словами: Большие Деньги.