Положив портфель на стол из красного дерева, я открыла его. Отец по-прежнему держал в руке вилку, почти не прикасаясь к еде, и смотрел невидящим взором на экран телевизора. Он был одет в шорты и футболку с рисунком, рекламирующим какой-то стадион. Хотя он никогда не обращал внимания на свою внешность, потому что ему никогда не было нужно ничего, кроме той жизни, которую он вел, его работы и его семьи, внешностью его Бог явно не обделил: у него, помимо всего прочего, были красивые голубые глаза, которые я с удовольствием бы унаследовала, и обаятельная улыбка, благодаря которой ему удавалось пролезать без очереди на рынке и в поликлинике. Возможно, именно поэтому мне было так больно смотреть на то, что у него выпадают волосы и все больше и больше сутулятся плечи.
Мама имела все основания быть по отношению к своему мужу ревнивой, но она такой не была. Она на своего мужа почти и не смотрела. В его присутствии она не пыталась быть лучезарной и обаятельной, как это делали другие женщины: ее мысли были заняты чем-то более важным, чем неотразимая привлекательность ее мужа. Рядом с женой отец как бы превращался в самого обычного, ничем не примечательного мужчину.
Я некоторое время поколебалась и даже сглотнула от волнения слюну, прежде чем решилась включить свет и позвать его. Я переходила черту, переступать которую меня никто не просил. Мама просила меня всего лишь заботиться о брате и — в какой-то степени — об отце. Разговаривать с врачами и навещать маму — эту функцию я взяла на себя сама, потому что мне не верилось, что с этим будет успешно справляться отец. А все то, что было связано с фотографией Лауры, являлось новым грузом ответственности, который я решила взвалить себе на плечи.
— Папа.
Он повернулся и посмотрел на меня вопросительным взглядом сквозь стекла очков, в которых отражался кухонный шкаф с репродукцией литографии Миро в рамке.
— Папа, — снова сказала я.
Его взгляд спустился с моего лица на открытый портфель. Он смотрел, как я вынимаю из портфеля фотографию Лауры. Я доставала ее лишь несколько секунд, но они показались мне долгими часами.
Я показала ему фотографию.
— Боже мой! — воскликнул он, с трудом вставая, как будто был еще сравнительно молодым снаружи, но уже немощным внутри. — Эта история что, так для нас никогда и не закончится?
Я пожала плечами.
— Что это за фотография?
Отец выхватил фотографию у меня из руки.
— Это было нашим кошмаром. Это и сейчас наш кошмар! И тебе не нужно совать туда свой нос.
— Я обнаружила ее случайно.
— Случайно? Ты ее обнаружила случайно на верхней полке шкафа в портфеле, завернутом в одеяло?.. А я ведь говорил твоей матери, что нам нужен сейф. — Он принялся разглядывать меня с таким видом, как будто лишь сейчас понял, какая я на самом деле. — И как давно ты уже зна…
— С десяти лет, — перебила я его.
Отец поднес руку, в которой держал фотографию, к голове. Было заметно, что жизненная ситуация, в которую он угодил, ему отнюдь не по душе, но он увязал в ней все глубже и глубже.
— Мне жаль, что так получилось, — сказал он. — Я не думал, что все сложится именно так. Я полагал, что время расставит все по своим местам.
— Если время этого не сделает, вместо него это придется сделать нам. Кто эта девочка?