В тот вечер большой нервотрепки, когда мама, остановившись в проеме кухонной двери, положила одну ладонь себе на бедро, а вторую — на раму, чтобы в такой позе полюбоваться своими замечательными детьми, Анхеля в кухне не было. Стрелки на часах показывали почти девять. Анхель ушел играть в футбол еще в пять часов — после того, как поужинал и наспех сделал задание по математике, — и в восемь часов, поскольку он еще не возвратился, у меня появилось неприятное чувство в желудке. Дело в том, что желудок не только являлся для меня органом пищеварения, но и предупреждал о грядущих переменах и неприятностях — как будто внутри него имелся мозг, в который поступали данные извне, и он мог предугадать, произойдет ли в ближайшее время что-то хорошее или же, наоборот, что-то плохое. То, чему предстояло произойти на этот раз, было явно плохим. Неприятное чувство в желудке едва не вызвало у меня тошноту. Однако мама поначалу ни о чем не стала спрашивать: она, видимо, подумала, что Анхель в своей комнате. «Мозг» в ее желудке ни о чем ей не сообщил. Она взяла тарелку и попробовала лапшу.
— Когда я рассказываю клиенткам, как хорошо умеет готовить моя десятилетняя дочь, они мне не верят. Одна из них схватилась руками за голову и заявила, что, по ее мнению, дети не должны работать. Я ответила, что ей не следует говорить таких глупостей, поскольку дети должны учиться быть самостоятельными.
Стрелки на часах показывали уже почти без четверти десять. Я улыбнулась маме.
— После этого она вернула мне банку с водорослями, которую собиралась купить, — продолжала она. — Нужно было предвидеть, что она отомстит за то, что я ей так ответила.
Я стала собирать учебники. Мама взяла с тарелки еще немного лапши и то ли с серьезным, то ли с удивленным видом принялась ее жевать.
— А где Анхель?
Я сделала вид, что не услышала вопроса, и пошла с учебниками в руках в свою комнату. Там я села на край кровати. «Куда же ты запропастился? — мысленно спросила я Анхеля. — Пожалуйста, вернись поскорее. Не поступай так со мной».
Поскольку звонок на входной двери так и не зазвенел, уже через каких-нибудь несколько минут должна была разразиться буря. Я посмотрела на часы: без пяти десять. Мама зашла ко мне в комнату. В ее глазах был блеск, который вот-вот должен был перерасти в ужасную вспышку.
— А где Анхель?
Я встала и, подойдя к маме, легонько отстранила ее, чтобы пройти в ванную.
— Он у одного из своих друзей. Его скоро приведет отец этого мальчика.
Я открыла водопроводный кран. В ванной я была в безопасности. Я очень надеялась, что брат с минуты на минуту вернется домой. Ему, похоже, не следовало давать слишком много свободы. Мне казалось, что Анхель ведет себя совсем не так, как я: я никогда бы не поступила так, как он поступил, никогда бы не допустила такой оплошности. Впрочем, я сама не раз и не два возвращалась домой с бешено колотившимся сердцем, потому что бежала со всех ног, чтобы не опоздать, и далеко не один раз я с тревогой думала о том, что, оказавшись у нашего дома, увижу полицейские машины, машины «скорой помощи» и разгоняющие темноту яркие проблесковые маячки, от одной только мысли о которых мне становилось страшно. Однако все заканчивалось тем, что мне открывала дверь мама, и предполагаемый кошмар тут же улетучивался. Мама была уверена, что меня проводил до самого нашего дома кто-нибудь из взрослых. А еще она была уверена в том, что дочь не станет обманывать ее подобным образом.
Стрелки часов показывали уже десять. Я подумала, что выиграю еще несколько минут за счет того, что подольше почищу зубы.
Из-за двери донесся голос матери:
— А кто, ты говоришь, его сюда приведет?
Я сделала вид, что не услышала. Еще одно небольшое мучение. Наказание за то, что я так много врала, что вела себя так безрассудно, что предоставила младшего брата самому себе. Теперь, когда мама так хорошо себя чувствовала и уже почти не открывала портфель из крокодиловой кожи, произошло это несчастье, причем виновата в нем была я.
Десять минут одиннадцатого.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как выйти из ванной. Я окинула ее таким взглядом, как будто видела в последний раз, как будто мне предстояло умереть или же быть выброшенной из дому. Кафельная плитка под белый мрамор с коричневыми прожилками, пол из песчаника темно-синего цвета, ванна, раковина умывальника. Шкафчик голубого — «небесного» — цвета на стене. Силиконовые рыбки, приклеенные к кафельной плитке, и силиконовые морские звезды, имитирующие морское дно. Тряпичные цветы, спускающиеся каскадами с верха голубого шкафчика. Я пользовалась этой ванной вместе с братом, однако из имеющихся здесь предметов ему принадлежали только губка для мытья, зубная щетка, зубная паста и банный халат. Все остальное было моим. Обесцвечивающее средство для волосиков на ногах и руках, губная помада (подарок Анны — «той, у которой есть собака»), шпильки и резиночки для волос, различные щетки и расчески, флакончики с духами, которые мне дарили на день рождения и которые время от времени мне приносила мама в качестве сюрприза, и розовый велюровый банный халат с капюшоном. «Вечно что-нибудь плохое да и случится», — подумала я, открывая дверь ванной.