— Тетка запрещала ей учиться. Таскала по церквям, чтобы замолить «грехи» родителей, умерших без покаяния. Да и о наказании убийц нужно было молиться и молиться. Человека, который убил ее родителей, так и не поймали… Ну и Софья слушалась тетку…
Тут голос геолога стал срываться. Зимовеев посмотрел на меня волком, чтобы я прекратил расспросы, но Сиромаха остановил его слабым взмахом руки и продолжал свой рассказ.
Из института он писал домой, сестре, расспрашивал о Софье. В школу она больше не ходила, а потом и совсем исчезла из села…
Осенью прошлого года, приехав в город по делам своей геологической группы, Сиромаха обратил внимание на проходивший из монастыря в городской кафедральный собор хор монахинь. Монахини шли попарно, опустив глаза долу. Большинство были молодые, но сопровождали хор старые монахини, выступавшие, как взводные, по сторонам и с краю этой роты Христовых невест. Сиромаха прижался к стене дома и пережидал, когда пройдет удивительная процессия, с любопытством разглядывая молодые, но такие печальные лица. И вдруг в последнем ряду увидел Софью…
Встреча была так удивительна, что он невольно окликнул девушку. Девушка подняла на него глаза, вскрикнула, рванулась к нему, но одна из старших сестер толкнула ее в плечо, заслонила от Сиромахи, другая ухватила девушку за руку, и получилось, что ее словно бы силой втащили во врата церкви…
Первым побуждением Сиромахи было войти в собор. Но одна из монахинь осталась в притворе, с очевидным намерением рассмотреть подозрительного человека, нарушившего чинное шествие хора, а вокруг стояла толпа верующих, ожидавших какой-то особо торжественной службы, и Сиромаха побоялся, что монахиня устроит ему какую-нибудь провокацию…
Но он прикинул про себя, что служба продлится не меньше двух часов, а за это время можно успеть многое…
Сиромаха был очень приметно одет: в резиновом плаще, в высоких охотничьих сапогах, как обычно одевался в дорогу и на разведку. Он разыскал в городе коллегу, заехал к нему и переоделся в его выходной костюм. Через два часа он опять стоял у церкви, а в руке у него было зажато небольшое послание Софье…
В этом месте рассказа Сиромаха поднял на меня свои правдивые глаза и попытался объяснить, что сделал он это из простого сочувствия односельчанке. Он уже давно забыл то первое слабое чувство, которое рождалось в нем в давние времена. Ведь когда Сиромаха покинул село, Софьюшке было всего пятнадцать лет. Можно ли было принимать в расчет те детские разговоры и привязанности? Да, они изредка встречались на майдане во время воскресных гуляний, если Софьюшке удавалось ускользнуть из-под бдительной опеки строгой тетки. В такие вечера он провожал ее домой. Однажды, перед самым его отъездом, они даже поцеловались. Но все это помнилось, как детство…
Но вот ее рвущий душу вскрик, ее испуганно-жалобный взгляд во время этой нечаянной встречи Сиромаха забыть уже не мог. Сейчас он неожиданно увидел тяжкое страдание человека, знакомого, доброго, хорошего, и страдание бессмысленное, непонятное, стоящее почти что на пороге тайны… Как могла Софьюшка стать монахиней? Сиромаха тогда не очень-то разбирался в чинах ангельских и в монастырских званиях. Он не обратил внимания на то, что одни монахини были с белыми воротничками, другие в сплошь черном одеянии, потом уже он выяснил, что хор-то состоял из молодых послушниц, а монахини лишь сопровождали их, чтобы оградить от соблазна неустойчивые души.
Сиромаха простоял возле кафедрального собора с полчаса. Он запомнил, что Софьюшка шла в последнем ряду крайней слева. Если старшие монахини и станут оберегать ее, так только от человека в длинном резиновом плаще, которого могли приметить. Но в обычном штатском костюме они его не распознали бы в толпе любопытных.
На этот раз он встал с внешней стороны тротуара, замешавшись среди зевак. И ему повезло.
Софья снова шла в последнем ряду, но уже справа, как он и предположил. Старшие монахини шли впереди, шныряя глазами по толпе — должно быть, искали смутившего Софью человека. А Сиромаха сразу заметил белое, «будто меловое», как сказал он, лицо, глубокие грустные глаза, вдруг засветившиеся радостью, когда Софья вновь увидела его, и успел втолкнуть в ее слабо сопротивлявшуюся руку приготовленную заранее записку. В ответ она слабо выронила два слова, которые он скорее понял сердцем, чем услышал:
— Завтра здесь…
Сиромаха позвонил на строительство и попросил разрешения задержаться на одни сутки.
Утром он с рассвета дежурил возле собора. На дверях собора он прочитал объявленьице о том, что тут состоится служба в день покрова богоматери с присутствием хора женского монастыря Пресвятой Девы, и решил ждать хоть до окончания службы; если понадобится, пройти в собор, пробраться к самому клиросу…