— Гриднин, флягу!
Это голос Володи, но мне становится все больнее, вокруг все тише, я уже не слышу даже рева лавины, не вижу света — значит, я действительно мертв. Но тут в рот попадает несколько капель спирта, я начинаю кашлять и вскрикиваю, совсем как новорожденный, которого пробудили к жизни резким шлепком.
— Почему темно? — спрашиваю я, еще не веря, что жив.
— Завалило! — сухо отвечает Володя.
Но это меня уже не пугает. Самое страшное — умирание — позади. Все-таки я жив! Я приподнимаюсь и сажусь, приваливаясь спиной к стене. Я жив!
— Хотел бы я знать, кто болтал о том, что мы собираемся зайти в скит? — задумчиво говорит Володя.
— Я говорила… Довгуну, — всхлипывая, отвечает Зина.
— Так! — очень тяжело, будто звуки перекатываются во рту, как камни, произносит Володя. — Значит, он нарочно заманил нас в эту ловушку!
— Что ты говоришь?! — вскрикивает Зина.
— Молчи! — страстно, с сиплым присвистом произносит Володя. Остальные придвигаются к нему, загораживая Зину. — Да, он сделал это нарочно! — с огромным убеждением говорит Володя, и нам всем становится нечем дышать. — Он сделал это по приказу из монастыря! Через месяц нас откопают, и монастырь объявит о чуде: безбожники шли в скит, чтобы украсть монахиню, и бог покарал их! Вот что скажут о нас!
— Так зачем ты шел в скит! — вдруг кричит Зина. — Я говорила, чтобы ты не путался с этими подлецами! А теперь… А теперь…
— Молчи! — снова яростно говорит Володя, и в его голосе слышится скрип железа. — Если мы выберемся отсюда, можешь выходить замуж за своего Довгуна. Только тебе придется подождать лет пять, пока он освободится из тюрьмы!
— Он-то тут при чем? — взвизгивает, словно разъяренная кошка, Зина. — Он благородный человек! Он предупреждал, чтобы мы не вмешивались в монастырские дела!
— Вы слышите, ребята? — спрашивает Володя, и в голосе его звучат такие ноты, что Зина вдруг замолкает и отодвигается к самой стене. — И я, болван, сказал ей, что мы не могли выручить эту монахиню! А она все сказала Довгуну! Ну, если он попадет мне…
— Но не Довгун же наслал на нас лавину, — рассудительно говорит Гриднин. — Ты что-то преувеличиваешь, Володя. Я разговаривал с этим Довгуном, он показался мне хорошим человеком…
— Вот слышишь, слышишь! — снова кричит Зина с торжеством.
— Довгун — подлец! — убежденно и устало отвечает Володя. — Он знал, что на Громовицу идти нельзя, и дал нам неверную сводку погоды. Вот товарищ журналист видел в исполкоме настоящую сводку. В ней говорилось о туманах и заморозках, об осадках и обвалах…
— Да, — подтверждаю я, так как даже в темноте видно, как все поворачиваются ко мне, шурша осыпающимся камнем.
— И что тут говорить о лавине? Вы все слышали выстрелы в горах? Достаточно было выстрелить один раз, чтобы обрушить какой-нибудь надув снега, а тут стреляли трижды! И, если мы умрем здесь, тот же Довгун скажет, что стреляли в тумане, чтобы подать нам сигнал. Он не скажет, где он стрелял…
— Но как же я? — вдруг совсем по-бабьи вопит Зина. — Ведь он говорил…
— Довольно! — яростно кричит в темноту Володя. — Я сказал, если мы выкарабкаемся, ты будешь его женой! Только не сразу! Подождешь лет пять! За это время ты о многом подумаешь! И о том даже, почему это Довгун не предупредил тебя, что тебе не надо идти с нами! И ты, может, поймешь, что была для него только помощницей, от которой лучше избавиться!..
Зина начинает рыдать, но грубый рывок веревки, которой она все еще связана через меня с Володей, бросает на пол и меня и ее. Она поднимается снова и теперь только всхлипывает, размазывая слезы по лицу. В темноте мне видно, как белеют, двигаясь, ее руки.
— Отдохнули? — спрашивает Володя совсем другим тоном. — Сейчас начнем разведку.
Он освобождается от веревки. Мы послушно развязываемся, сматываем веревку. Кто-то шуршит спичками. Володя разрешает закурить. По его мнению, воздуха здесь достаточно, да и лавина снежная, не земляная — она пропустит воздух. Он только просит, прикурив, осмотреться при свете спичек и поискать что-нибудь горючее, у кого что есть: бумагу, записную книжку.
— У нас есть кусок провода, свет в палатку проводили, — примирительно бормочет Зина.
— Достаньте провод! — ни к кому не обращаясь, приказывает Володя.
Вот уж никогда не думал, что провод может служить осветительным материалом.
Однако в руках у Володи вспыхивает что-то вроде факела с ядовито-горьким дымом. Если доступ воздуха в пещеру закрыт, мы от этого дыма скоро задохнемся.
Гриднин пробует пробить ледорубом завалившую нас лавину. Наткнувшись на камень, стучит по нему, и мы слышим глухой звук, словно находимся в могиле. Я с трудом унимаю дрожь в руках.