— Если бы это было так, ты бы меня не услышал, — парирует он.
Я сажусь в кресло напротив него. Дергаю за шнур лампы, освещая комнату янтарным светом. Как только я погружаюсь в старый материал, упираясь руками в колени, я слышу шаги позади себя. Но не пытаюсь оглянуться через плечо.
— Тэтч. — приветствую я, видя, как его тень проходит мимо меня, занимая место слева от нас.
При росте шесть футов четыре дюйма1, Тэтчер — самый высокий из нас. И его рост — это не то, что пугает в нем людей.
Он закидывает одну ногу на другую, упираясь лодыжкой в колено:
— Ну что, разбил голову бедному ребенку, Али?
Я скрежещу зубами, этот напыщенный мудак знает, что я ненавижу, когда меня так называют. Знает это с тех пор, как мы стали друзьями, но он был бы не он, если бы не пытался залезть кому-то под кожу.
Видите ли, в венах Тэтчера текла ледяная вода, а в моих — кипящая.
— Ты действительно хочешь поговорить о том, что заводит людей, Тэтчер? — Я поднимаю одну бровь, рассматривая его костюм от Армани. Я уже давно научился не задаваться вопросом о его экстравагантном гардеробе.
— Я бы не хотел, чтобы тебе снились кошмары, — ухмыляется он, и я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моем лице.
Я бы солгал, если бы сказал, что в какой-то момент мне не хотелось оторвать голову каждому из них. Мы знали, как надавить друг на друга. Однако сейчас я вспоминаю, как убил бы любого, кто попытался бы сделать то же самое.
Именно поэтому я готов остаться в этом богом забытом городе, потому что один из наших был унижен.
— Где Сайлас? — спрашиваю я.
— Спит, впервые за все время, черт возьми, я даже не знаю, — отвечает Рук.
— Не будь наивным, Рук. Сайлас больше не спит. Когда он спит, он видит ее. Мы все это знаем, — вмешивается Тэтчер, напоминая нам всем, зачем мы вообще здесь находимся.
Дедушкины часы в коридоре бьют, сигнализируя, что наступила полночь. Тяжесть его слов проникает в комнату. Гнев, который я только что пытался выпустить на волю, начинает забираться обратно. Я чувствую, как пламя лижет мои пятки, как во рту ощущается привкус меди.
— Кстати, о ней, — тянется вперед Рук, бросив папку кремового цвета на стол посреди всех нас. Плюсы сына окружного прокурора.
Я наклоняюсь и хватаю ее:
— Ты уже заглянул внутрь?
Он качает головой:
— Хотел подождать, пока мы не будем вместе.
Немного приподнявшись, он лезет в задний карман и достает пачку сигарет. Вытаскивает одну, проводит рукой по длинным каштановым волосам.
— Не против? — спрашивает он, имея в виду дым.
— Сожги дотла, мне все равно, — честно говорю я.
Рук откидывается в кресле, вытаскивает спичку изо рта и зажигает ее пальцами — этому трюку он научился сам, когда мы были в летнем лагере. Он зажигает конец, глубоко вдыхая облако дыма, собирающееся вокруг его лица.
С шести лет единственными, кто меня волновали, были Рук, Тэтчер и Сайлас. Мы поклялись всегда защищать друг друга, даже если это означало причинять вред другим. Ничто другое не имело значения, кроме них, ни для кого из нас.
Вы никогда не увидите нас врозь, мы — дети, которые не созданы быть хорошими. Мы всегда были испорченными и сломленными.
— Мы все знаем, что произойдет, когда мы начнем разбираться в этом, верно? — спрашивает Тэтч. — На наших руках будет кровь. Не те небольшие разрушения, которые мы творили по всему городу всю свою жизнь. Мы не будем сжигать исторические церкви или играть в нечестивые игры. Мы будем кого-то убивать.
Мы должны содрогаться при мысли о лишении кого-то жизни. Но все мы знаем, на что способны ради друг друга.
— Это их вина. Кому как не им знать, что нельзя причинять боль тому, кто нам дорог.
Я помню ту ночь. Помню запах того дома, в котором мы ее нашли. Как свиное дерьмо и блевотина. Дом-ловушка, где наркоманы прячутся и стреляют своим жидким золотом. Я помню, как выглядело ее тело, скрюченное и безнадежно брошенное на грязной земле.
Как ангел, который заблудился и оказался в аду. Она не заслуживала смерти. И Сайлас не заслуживал того, чтобы найти ее такой.
Я все еще слышу его крики, когда закрываю глаза. Долге часы криков. Раненый зверь, чья боль перерастала в безудержную ярость. Эмоция, которая пронизывала всех нас.
— Мы узнаем, кто это сделал. Мы покончим с ним. И Сайлас сможет жить дальше. Сможет двигаться дальше.
— Сайлас не будет двигаться дальше, — качаю головой я. — Даже если мы найдем то, что ищем. От такого не уйдешь.
Я открываю папку, листая белые страницы. Имя пациентки, написанное черными жирными буквами, заставляет мою челюсть дергаться. Розмари Пейдж Донахью. Мои глаза сканируют отчет, все заданные вопросы. Ожидалась ли смерть пациента? Нет. Проводилась ли ACLS2? Да (одним из моих лучших друзей, пока мы не оттащили его от нее, замечу). Перелистывая на следующую страницу, нахожу рисунок тела спереди и сзади, но без кругов вокруг определенных областей, как я предполагал. Он пуст.
Я хмурюсь, прочитав заключение коронера,
«Никаких видимых признаков травмы или ушибов».
А царапины на ее руках? Фиолетовые круги от очевидных синяков? Я видел их. Они там были.
«Самым значительным результатом вскрытия было обнаружение метилендиоксиметамфетамина (МДМА3) в организме пациентки. После тщательного расследования я пришел к выводу, что принятая доза вызвала у пациента тепловой удар. Повышение температуры тела привело к остановке сердца, что привело к смерти. Насильственных действий не обнаружено».
Значит, грязь под ногтями, как будто она за что-то цеплялась? Это просто совпадение? Полиция не расследовала тот факт, что Роуз никогда не притрагивалась к наркотикам до этого момента?
Кое-что не сходилось. Это меня не устраивало.
— Вот, гений, прочитай это. Скажи мне, что ты думаешь. — Я бросаю файлы Тэтчеру, наблюдая, как он подпер рукой подбородок, сканируя глазами бумагу.
— Никаких доказательств насильственных действий? Никаких документов о синяках или следах на ее коже? — говорит он вслух, и я киваю в молчаливом согласии.
— Мы видели ее тело. Не знаю, как у вас двоих, но у меня зрение идеальное. Роуз оказалась там не по своей воле. И умерла не по своей воле. Она даже не ходила с нами на вечеринки, заставляла Си все время сидеть с ней дома. Неужели Пондероза Спрингс действительно пытается скрыть убийство дочери мэра? — комментирует Рук, делая очередную затяжку своей раковой палочкой, которую я собираюсь украсть для себя.
Роуз была не только девушкой Сайласа, она стала… одной из нас. Потихоньку пробралась в нашу группу и стала нашим другом. Мы не признавались в этом вслух, но все мы заботились о ней, как о сестре.
Ее смерть разъедала всех нас.
— Это был бы не самый страшный скандал.
— Если патологоанатом лжет о таких вещах, как раны и насильственные действия, то что еще он скрывает? А еще лучше, кого он покрывает? — спрашивает Тэтчер.
— Я думаю, мы должны нанести визит доброму доктору. — Я сканирую глазами двух своих друзей.
Рот Рука искривляется в улыбке, когда он перебирает пальцами свою зиппо и защелкивает ее.
— Не нужно повторять дважды, — бормочет он.
Тэтчер резко усмехается:
— Пока я буду резать первым.
Мы заключили сделку.
Обещание одному из наших лучших друзей, что мы выясним, кто сделал это с его девушкой. Оставил ее мертвой и грязной. Все мы отказались от планов покинуть это токсичное место на целый год, просто чтобы отомстить, в чем и нуждался Сайлас.
Даже Бог не смог бы спасти людей, которые встали у нас на пути.
Глава 2
Брайар
«Мы все воры, Брайар. Я просто попался».
Так говорил мне отец каждый раз, когда его увозили на заднем сиденье полицейской машины.
В какой-то степени он был прав. Мы все воры.
Мы крадем воздух из атмосферы, чтобы иметь возможность дышать. Крадем счастье. Крадем зажигалки, не существует такого понятия, как «Эй, чувак, могу я просто одолжить твою зажигалку?»