Еще один крик наполняет комнату, и я благодарен, что мы смогли попасть сюда в нерабочее время.
Говард пытается перевести дух, в то время как Тэтчер снова наклоняется.
— Подождите, подождите, остановитесь, пожалуйста! Я скажу вам! Я скажу вам, только остановитесь!
Наконец-то слова, которые мы так долго ждали услышать. Я отталкиваюсь от стены и приближаюсь к ним.
— Я не знаю, кто это был. Все, что я знаю, это то, что я получил письмо, когда тело Розмари было доставлено в мой офис, с просьбой скрыть любые доказательства грязной игры с телом, — он дышит, скуля от боли между словами.
— И как это связано с Роуз? — Тэтч надавливает на палец.
— Подождите, подождите, я уже подхожу, — умоляет он. — Сначала я был против, я все равно собирался включить свои выводы в отчет… но…
— Они делают то, что делают все в Пондероза Спрингс. Они дали тебе деньги за молчание, — заканчиваю я. Моя кровь горячо бьется в жилах.
— Да, и мне нужны были дополнительные деньги! Я не мог отказаться. Я проверил свой банковский счет, и, конечно, деньги были там.
— А Роуз? Какова была причина ее смерти? — спрашивает Рук из-за стола, его руки сжимают край стола так крепко, что кажется, дерево треснет под его хваткой.
— У нее была аллергическая реакция на что-то в препарате. Он был введен ей в боковую часть шеи, я обнаружил входное отверстие. Но когда я проводил экспертизу, кто-то запихнул несколько таблеток ей в горло, пытаясь придать правдоподобие тому, что она приняла их сама, но они сделали это посмертно, так что…
— Так что она не могла их проглотить, — заканчивает за него Тэтч.
Говард кивает.
— Она умерла от анафилактического шока! Это все, что я знаю, клянусь Богом! — плачет он, кровь вытекает из его руки в такт биению сердца.
Между всеми нами на мгновение воцаряется тишина. Мы ожидали, что, возможно, кто-то с деньгами скрывает факт убийства с целью напасть на мэра.
Думаю, мы не единственные монстры, скрывающиеся в городе.
Тэтчер смотрит на меня, и я киваю, давая ему добро. Он начинает убирать свои ножи, вытирая их о брюки и аккуратно укладывая в футляр.
— Таблетки в ее горле, где они? — спрашивает Сайлас у него за спиной.
— Внизу, в левом ящике. Они в пакете на молнии. Пожалуйста, пожалуйста, только не убивайте меня! — причитает он.
Рук достает пакет, мы сходимся вместе, создавая небольшой круг.
— Они помечены, на них какой-то символ. Но он выцветший, надо бы проверить, — прищуривается он, глядя на ярко-розовые таблетки. — Я могу позвонить нескольким людям, узнать, кто продает Экстази с этой меткой.
Гребаные наркоторговцы и маркировка их дерьма.
— И что нам даст слежка за наркотиками? — спрашивает Тэтчер.
— Это все, что у нас сейчас есть. Или это, или ничего, — указываю я. — Тэтчер, заканчивай и давай убираться отсюда к чертовой матери.
Посмотрев на Сайласа, я спрашиваю:
— Ты в порядке?
Он кивает, засовывая руки в карманы толстовки:
— Отлично.
Зная, что это все, что я от него получу, я не утруждаю себя расспросами. Когда ему что-то понадобится, он даст нам знать. Сайлас не разговаривает без крайней необходимости.
— Подожди, подожди, что ты делаешь? Я вам все рассказал! — кричит Говард, когда Тэтчер подходит к нему.
Он нагибается, одной рукой хватая его за затылок, а другой вдавливает лезвие в горло, и от давления вытекает маленькая струйка крови.
— Если ты скажешь, хоть слово, я вернусь. Тогда я заберу твой предательский язык. А может, я займусь твоими, детьми. Думаешь, им понравится моя коллекция ножей?
Говард бормочет несколько слов, что-то вроде мольбы.
— В последнее время тебе хорошо удавалось что-то скрывать, постарайся, чтобы так было и впредь, доктор Дискил. Не. Зли. Меня, — толкает его Тэтч. — Все ясно?
Тэтчер забирает свой кейс, хватает черный пиджак и перекидывает его через предплечье, шагая за мной, пока мы выходим из офиса.
Я чувствую тяжесть на своих плечах, когда мы идем к нашим машинам на парковке. По спине ползет холодная змея уверенности, что это последний человек, которого мы оставили в живых в нашем путешествии к мести.
Милосердия больше нет.
Глава 4
Брайар
Черный и золотой, цвета экстравагантности, богатства и таинственности заметны повсюду. Это фирменные цвета школы, и они как нельзя подходят. Я брожу по коридорам с витиеватым убранством. Высокие арочные калейдоскопические окна, от которых у меня кружится голова и от того, как сквозь них пробивается ослепительный свет. Все вокруг кажется мне… дорогим.
Я вижу группы проходящих мимо меня девушек. Они держатся за руки и хихикают над чем-то забавным. Их каблуки синхронно цокают, волосы аккуратно заплетены в косы. Затерянные в своем собственном мире. Ада пищит в моем кармане, высунув голову наружу, и снова прячется, когда я уворачиваюсь от мяча, запущенного над моей головой, затем резко повернулась, чтобы увидеть парня, поймавшего мяч клюшкой для лакросса. Парень поднимает руки в знак торжества, а его друзья проходят мимо меня, задевая плечами, посмеиваясь и давая друг другу пять.
Другая девушка раздает флаеры для команды по дебатам, ее клетчатая юбка и жилет-свитер говорят о том, что она, вероятно, хочет сделать что-то важное в жизни. Я чувствую себя настолько не в своей тарелке, будто я просто тень в их жизни.
Ведь они не виноваты в том, что родились в богатстве, а я нет.
Эта волна понимания, осознания накрывает меня, когда я иду по этим извилистым коридорам, прохожу через арки и поднимаюсь по украшенной лестнице. У меня в ушах гудят наушники.
Никто здесь не знает меня.
Ни одна душа не в курсе, кто я.
Я пробираюсь сквозь одноклассников, уворачиваюсь и двигаюсь сквозь воссоединяющие объятия второкурсников. Меня почти не замечают, не потому что я странная, а потому что новенькая.
Я дохожу до комнаты в конце третьего этажа. Слева на двери золотые цифры — «сто двадцать семь». Я хватаюсь за дверную ручку, но тут кто-то похлопывает по моему плечу. Я выдергиваю наушник из левого уха, музыка все еще звучала в правом.
— Да? — спрашиваю я, глядя на высокую, симпатичную блондинку с супербелыми зубами. Под ее рукой зажат футбольный мяч, и она резво жует жвачку.
— Лиззи Фланниган, — протягивает она мне свободную руку.
Я пожимаю ее.
— Брайар, — я делаю паузу, не зная, почему мы представляемся по фамилии, — Лоуэлл.
Нервы бурлят в моем животе. Страх перед автоматическим отказом, который обычно сопровождает мою фамилию.
— Хммм, никогда раньше не слышала о Лоуэллах. В любом случае, Фланниган, как нефть Фланнигана. Да, мой отец владеет ею, довольно круто. Я просто хотела предупредить тебя, прежде чем ты войдешь во дворец жуков, — она кивает головой в сторону моей комнаты, при этом лопая пузырь.
С моих губ срывается вздох облегчения. Как я уже сказала, здесь меня не знают.
— Дворец жуков? — спрашиваю я, отвлекая внимание от себя.
В таком красивом месте есть проблема с клопами? Может, если бы они перестали так много платить газонокосильшикам за идеальные узоры, то могли бы нанять дезинсектора.
Бюджетирование на многое способно, знаете?
— Да. Жаль тебя, но ты живешь в комнате с Лирой Эббот. Супер странная цыпочка-гот с одержимостью мерзкими жуками. Если не хочешь там торчать, можешь потусоваться с нами в студенческой гостиной. Возможно, ты даже сможешь поменяться соседями, — она покачивается на каблуках взад-вперед.
У меня такое чувство, что Лиззи ведет себя так, потому что она а) не нашла причины для того, чтобы угрожать мне и б) не пронюхала о моей слабости.
Мне нравится самой выносить суждения о людях, и я бы хотела сделать это о своей соседке.
— Спасибо за предупреждение. Думаю, я справлюсь.
В Техасе есть гремучие змеи, думаю, я смогу справиться с некоторыми насекомыми. Я начинаю отворачиваться от нее, когда она снова заговаривает: