— Господи, она извивается, как червяк на крючке, — рычит Степан, его пальцы впиваются в мои лодыжки, пока я снова не вскрикиваю от боли. Он раздвигает мои ноги, задирая остатки моей юбки, и когда я хорошенько разглядываю то, что осталось от моего платья, я чувствую скручивание в животе.
Оно наполовину порвано, оторвано или срезано у меня на коленях, вероятно потому, что они устали возиться со всей тканью, пока перевозили меня. Слава богу, лиф в основном на месте, но весь материал порван. Я чувствую, насколько спутаны мои волосы, и мне интересно, сколько времени прошло с тех пор, как меня забрали из квартиры. День? Два? Больше этого?
— Они не говорили, что мы не можем ее трахнуть, — говорит Андрей, его акцент усиливается еще больше. — Она не девственница. Никто не сможет увидеть гребаную разницу, если мы намочим свои члены.
— Нам также не сказали, что мы можем, — звучит нерешительно Степан. Очень странно чувствовать минутную благодарность к нему за что-то настолько нелепое, как нерешительность на самом деле изнасиловать меня, но вот мы здесь.
— Посмотри на нее. — Рука Андрея скользит вниз по моей грудной клетке, и я чувствую, как напрягаются мои мышцы, как содрогается кожа от его прикосновения. — Ты хочешь попросить разрешения или прощения? Как часто мы получаем фрагмент, подобный этому, который не является полностью запрещенным?
Взгляд Степана снова скользит вверх по моим ногам, и я вижу, что он обдумывает это. Он задерживается на внутренней стороне моих бедер, и его хватка на моих лодыжках немного ослабевает, достаточно, чтобы позволить мне вырвать одну ногу из его хватки. Я знаю, что это глупо. Я знаю, что это бесполезно. Мои руки связаны, и я все еще слаба от наркотиков, я никак не смогу их пересилить. Но я не могу просто лежать здесь и позволить им это делать.
В тот момент, когда моя нога свободна, я поворачиваюсь, нанося удар ногой так сильно, как только могу, и целясь Степану в голову сбоку. Он так занят, пялясь на меня, что не замечает приближения удара. Андрей тоже не делает этого, потому что он сосредоточен на том, чтобы проводить руками по моей груди и животу, посмеиваясь над каждым подергиванием моего тела, когда оно автоматически пытается избежать его прикосновений. Удар недостаточно силен, чтобы вырубить Степана или нанести какой-либо реальный урон, но он приятен на ощупь. У меня есть один-единственный момент ощущения абсолютного удовлетворения от потрясенного выражения его лица, прежде чем он поворачивается ко мне с яростным выражением.
В одно мгновение он пересекает половину кровати, Андрей отпрыгивает с его пути, когда рука Степана сжимает перед моего платья в кулак, нежный атлас рвется в его грубой хватке. Он дергает меня вперед, его правая рука ударяет по моей щеке, отчего в ушах начинает звенеть, а голова откидывается в сторону с такой силой, что я чувствую, как сильно напрягаются мышцы шеи.
— Чертова сучка, — рычит Степан, его рука сжимает мою челюсть тисками, когда он засовывает большой палец мне между губ. — Пососи это, пока я найду тебе что-нибудь получше, чтобы пососать, ты, маленькая мафиозная шлюха.
О, к черту это.
Я знаю, что бы я ни делала, они вернут мне это гораздо хуже, но я ничего не могу с этим поделать. В тот момент я знаю, что скорее умру, чем позволю им использовать меня так, как они хотят. Возможно, они все равно это сделают, но я чертовски уверена, что усложню им задачу.
Я сильно прикусываю большой палец Степана, мои зубы погружаются в плоть, когда я чувствую вкус крови. Его внезапный визг боли приносит даже большее удовлетворение, чем удар сбоку по голове, и я впиваюсь зубами, желая причинить ему как можно больше боли, прежде чем он ответит. Удар наносится без предупреждения, кулаком в мой бок, от которого у меня перехватывает дыхание, я задыхаюсь, у меня отвисает челюсть, и я позволяю Степану вытащить свой ободранный большой палец.
— Держи ее, — рычит Степан, его лицо превращается в злобную маску ярости, и я чувствую, как мой желудок скручивает от горького страха. Что бы ни было дальше, я знаю, это не будет хорошо.
Толстая рука Андрея вцепляется в мои волосы, оттягивая мою голову назад, когда Степан снова бьет меня, достаточно сильно, чтобы я почувствовала, как разбивается моя губа, которая почти сразу начинает опухать. Затем удары наносятся быстро и яростно, хватка Андрея усиливается, пока не возникает ощущение, что он может вырвать у меня волосы с черепа. Я чувствую, что начинаю обмякать, боль разливается по моему телу, как свежий синяк. И затем я чувствую, как рука Степана сжимает мое горло, когда он смотрит на меня сверху вниз со злобным блеском в глазах, который пугает меня больше, чем все, что я когда-либо испытывала.