Прекрасно, никто не сможет услышать, как я кричу, сухо думаю я, открывая двери. Они распахиваются, открывая спальню, от вида которой у меня захватило бы дух при других обстоятельствах. Пол из блестящего твердого дерева, покрытый дорогими на вид коврами, с массивной кроватью с балдахином, задрапированной бархатными лоскутами вдоль балдахина. На нем пуховое одеяло темно-винного цвета с кучей подушек и толстым меховым набросом по краю, а в ногах кровати кожаная скамеечка с гвоздями.
Вся мебель из темного дерева, от приставных столиков до тяжелого шкафа в одной части комнаты. В противоположном конце есть каменный камин с уже разведенным в нем огнем, перед которым расставлены бархатные и кожаные кресла с подголовниками, а на деревянном столе, поднос с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Я чуть не фыркаю вслух, когда вижу это, настолько неженственно, насколько, я уверена, Виктор нашел бы это. Тот, кто разместил это здесь, явно пытался создать романтическую обстановку для Пахана и его жены, но это не номер для новобрачных.
Я почти уверена, что это будет камера пыток.
Виктор закрывает за нами двери с тяжелым стуком, от щелчка замка у меня по коже пробегают мурашки. Я неуверенно стою в центре комнаты, спиной к нему, мои пальцы дрожат, несмотря на тепло. Я знаю, что он ждет, когда я повернусь, но я собираюсь заставить его командовать мной. Я собираюсь заставить его вытягивать из меня все до капли послушания, потому что нахуй это. Если у меня уже проблемы, я могу с таким же успехом пройти весь гребаный путь.
Я не думаю, что кротость спасет меня сейчас.
— Повернись, Катерина, — наконец рявкает Виктор, его голос холодный и резкий. Я не колеблюсь, но медленно повинуюсь, поворачиваясь, пока не смотрю на своего мужа, мои кожаные туфли скрипят по деревянному полу. Он не похож на мужчину, который притворялся, что так нежно заботится обо мне в хижине. Сейчас на нем не джинсы и свернутая фланель, его волосы распущены и растрепаны вокруг лица. В его глазах нет доброты. Он одет так как всегда одевался дома, в дорогой сшитый на заказ костюм без пиджака и галстука, его волосы гладко зачесаны назад, лицо ничего не выражает. Единственная эмоция, которую я вижу, в его глазах, очевидный гнев, а также то, как усердно он старается его сдержать. Это пугает меня больше всего, потому что я понятия не имею, собирается ли он обрушить на меня всю свою тщательно контролируемую ярость или сохранить часть своего контроля.
— Опусти глаза. — Рявкает он, делая шаг ко мне, а затем еще один. — Пришло время тебе узнать свое место, Катерина, и как жена должна вести себя со своим мужем. Ты потеряла все привилегии, которые когда-либо имела со мной. Возможно, со временем ты сможешь вернуть их обратно.
Я мгновенно опускаю взгляд, прикусывая нижнюю губу. Я не хочу, чтобы он видел мой страх, но я чувствую, как моя паника постепенно нарастает, пока он говорит. Я не думаю, что Виктор причинит мне боль, как это сделали Андрей и Степан, но он может причинить мне боль другими способами, и даже тогда я не совсем уверена, что он этого не сделает. Стало ясно, что я знаю этого человека еще меньше, чем я думала, и я в ужасе от того, что еще предстоит выяснить.
— Очень хорошо, — говорит он, его голос обволакивает меня, как дым, густой, соблазнительный и смертоносный. — Ты подчиняешься. Это хорошее начало. Тебе будет проще, если ты будешь подчиняться.
Это не должно вызывать у меня трепет. Это не должно вызывать покалывание в пальцах по причинам, которые не имеют ничего общего со страхом, трепещущим у меня в животе. Это не должно заставлять мое сердце немного ускоряться, а пульс подскакивать к горлу. Я не должна хотеть слышать, как Виктор говорит мне "о подчинении", но что-то темное и ненормальное внутри меня трепещет при звуке голоса моего мужа с сильным акцентом, приказывающим мне, здесь, в богатой обстановке нашей спальни в этом уединенном русском замке.
— Давай посмотрим, сможешь ли ты хорошо слушаться. На колени, Катерина. На колени перед своим хозяином.
Хозяин. Он никогда раньше так себя не называл, и я снова чувствую этот темный трепет, что-то чужое разгорается в моей крови и заставляет мои щеки вспыхнуть. Ничто в этом не должно меня возбуждать, но, когда я опускаюсь на колени, ощущая толстый гобелен ковра сквозь тонкий кашемир моего платья, мое сердце ускоряется еще на одну ступеньку.
— Очень хорошо. — Виктор подходит ближе, и я вижу, когда поднимаю взгляд из-под ресниц, что он медленно и методично расстегивает манжеты своей рубашки. Мой пульс бьется у горла, когда он начинает закатывать рукава, так же медленно, пока хрустящая белая ткань не оказывается выше локтей. Он складывает руки перед собой, глядя на меня сверху вниз.