Я думала, что, по крайней мере, у нас с Виктором мог бы быть сердечный брак. Тот, в котором я родила ребенка, которого он требовал, предпочтительно научными методами, вырастила бы двух его дочерей, которые отчаянно нуждались в матери. Я не хотела выходить за него замуж, но была готова извлечь из этого максимум пользы.
Но теперь…
Я не видела Анику или Елену с тех пор, как мы приехали сюда. Они в основном сидели в своих комнатах с Ольгой и Сашей. Я не думаю, что это совпадение. Я прижимаю руку к животу, думая о том, как Лука целует живот Софии, и моя грудь сжимается, пока я не чувствую, что не могу дышать. Ребенок, который у меня мог бы быть, это все, на что я могла надеяться, кто-то, кто полюбит меня без оговорок, кто-то, кому я могла бы отдать все, не чувствуя, что я в чем-то неправа, любя его. Я не могу избавиться от ощущения, что я была беременна до Андрея и Степана, и теперь, если верить доктору, у меня вообще никогда может и не быть своего ребенка.
Я не знаю, почему Виктор не бросил меня, когда я даже не могу дать ему то единственное, ради чего он женился на мне, и он явно больше не хочет, чтобы я была матерью его дочерей. Какую цель я здесь преследую? Что я могу для него сделать, помимо того, чтобы быть средством выражения его гнева и обиды, чем-то, что можно наказать и сломать? Если это все, чем я для него являюсь, я не могу этого вынести, думаю я, обхватывая себя руками за живот и начиная плакать сильнее. Я больше не могу этого выносить. Я измотана, ранена, мне больно внутри и снаружи, и все, что я хочу сделать, это рухнуть и…
— Катерина.
Я слышу голос Виктора позади себя и немедленно напрягаюсь, все мое тело напрягается, пока я пытаюсь решить, повернуться и посмотреть на него или нет, какой выбор правильный. Если я это сделаю, я не знаю, что я увижу на его лице, но, если он потребует, чтобы я вернулась в дом, я не сделаю этого. Я не могу прямо сейчас, я не могу вернуться в…
— Катерина, посмотри на меня.
Его голос звучит не сердито… почти обеспокоенно? В этом нет смысла, не больше, чем в выражении его лица прошлой ночью, но этого достаточно, чтобы заставить меня медленно повернуться, мои руки дрожат там, где они прижаты к моему телу.
Виктор стоит прямо, на его лице написано беспокойство, и это шокирует меня, заставляя застыть в абсолютной неподвижности. Он подходит ко мне, его рот сжимается, и я вздрагиваю в ответ, хотя, кажется, не могу пошевелиться.
— Один из охранников сказал, что видел, как ты выбежала сюда. — Виктор делает еще один шаг ко мне, почти касаясь меня, и я чувствую, что не могу дышать. — Ты в порядке?
Он спрашивает так, как будто ему не все равно. Он говорит так, как будто это важно. Я чувствую, что вот-вот закричу, так много эмоций, что я не могу назвать их все, бурлят внутри, и кажется, что они вот-вот разорвут меня на части изнутри.
— Нет, — выпаливаю я, прежде чем могу остановить себя. — Но почему тебя это, блядь, волнует?
Виктор моргает, как будто застигнутый врасплох.
— Ты моя жена, Катерина, я…
— Прекрати, блядь, притворяться, будто для тебя это важно! — Кричу я, прежде чем успеваю прикусить язык, все мое тело начинает трястись. — Перестань притворяться, будто тебе не насрать на меня, или на то, что со мной происходит, или на что-нибудь еще!
Виктор пристально смотрит на меня.
— Я не притворяюсь, Катерина. Твое благополучие важно для меня больше, чем я думал, больше, чем…
— Все это было ложью! — Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, слова рвутся наружу теперь, когда я начала. — После того, что ты делал со мной с тех пор, как мы приехали сюда, как я могу верить…
— Это другое. Ты пыталась убежать от меня. Я должен был привести пример, показать тебе, что произойдет, если ты не послушаешься, убедить тебя повиноваться мне…Виктор умолкает. — Я зол на тебя, Катерина, и да, возможно, в чем-то я вымещаю это на тебе. Но превыше всего я хочу защищать тебя и заботиться о тебе. Ты моя жена. Что я могу сказать, чтобы убедить тебя в этом?