— В таком случае завтра? Для всех нас это будет последняя возможность отпраздновать брак Джессики в тесном семейном кругу. В честь знаменательного события я запланировал званый вечер… ничего особенного, соберутся самые близкие. Герцог с удовольствием принял приглашение, он прибудет вместе с матерью. Разумеется, будут леди Бейнбридж и Гвендолин Локарт — как я уже сказал, самые близкие люди. Надеюсь, мой мальчик, ты присоединишься к нам?
Пауза показалась Джессике невыносимо долгой, и она была уверена, что Мэттью в конечном счете откажется. Однако он слегка склонил голову, как делал всегда, когда соглашался неохотно.
— Как скажешь, отец. Итак, ужин завтра вечером, — с этими словами капитан вышел.
— Поверить не могу! — вырвалось у Джессики, и девушка обессиленно осела на диван. — Просто не могу поверить, что он здесь!
— Иначе и быть не может, дорогая. Мэттью мой наследник. Он не должен оставаться в стороне.
— Как вы могли? — прошептала Джессика, поднимая на маркиза глаза, затуманенные болью. — Неужели вы не понимаете, насколько тяжелее мне будет пройти через все в его присутствии?
— Но, Джессика!..
— Прошу меня извинить, — сказала девушка неестественно спокойно и поднялась. — Я знаю, что вы хотели как лучше. Просто лучше бы… лучше бы вы меня предупредили.
Вслед за графом она покинула гостиную и бросилась вверх по лестнице, в свою комнату.
Следующий день, последний день перед венчанием, показался невесте нескончаемым.
На дверце гардероба висело готовое свадебное платье из белого шелка, сплошь расшитое серебряной нитью. Узкое, с небольшим вырезом, оно ниспадало из-под груди просто и мило, рукава фонариком придавали ему еще более трогательный вид. Единственным украшением служил шлейф с серебристо-голубой вышивкой, настолько длинный, что его предстояло прикрепить в последний момент. При всей своей простоте наряд был прекрасен, что несказанно угнетало Джессику.
«Господи Боже, Мэттью в Лондоне!» — снова и снова крутилось у нее в голове.
А она-то надеялась, что не увидится с ним еще долгие месяцы… может быть, даже годы! К тому времени все должно было устояться, и она бы понемногу привыкла к семейной жизни, к мужу. Вместо этого Мэттью снова находился очень близко, в том же самом доме, что и она, и уже сегодня вечером им предстояло встретиться за ужином, сидеть за столом друг против друга. Ей придется улыбаться, обмениваться с ним ничего не значащими фразами, в душе желая при всех признаться в любви.
Джессика понимала, что ничего подобного не совершит. Мэттью не скрывал, что охотно затащил бы ее в постель, но не более того, а герцог… герцог готов дать ей свое имя, титул и богатство, с ним могла осуществиться ее мечта о семье и детях. Его защита и покровительство обещали свободу от прошлого. Разве все это не основание для последующего счастья?
Джессика попеременно то мерила комнату шагами, то раскрывала книгу, то бралась за вышивание, но ни на чем не задерживалась надолго. Время тащилось, как увечный на костылях. Даже Виола, зашедшая ее приободрить, нимало в том не преуспела. Когда опустились сумерки, Джессика вздохнула с облегчением. Приняв ванну и позволив Виоле уложить волосы в высокую прическу, она достала из гардероба вечернее платье синего шелка с отделкой из черного тюля, расшитого стеклярусом. В отличие от свадебного, платье имело низкий вырез и делало девушку обольстительно женственной. Одеваясь, Джессика втайне желала, чтобы вожделение, которое чувствовал к ней Мэттью, в этот вечер заставило его пройти через ад.
— Времечко-то не ждет, ягненочек, — сказала Виола, легонько ткнув ее в бок. — Чего оттягивать? Все одно придется идти.
В унисон с этими словами громко пробили часы, окончательно вернув Джессику к действительности. Встряхнувшись, она усмехнулась с неожиданной иронией. Мэттью ненавидит опоздания, так вот же ему! Было даже жаль, что Джессика задержалась ненамеренно. Бросив последний беспокойный взгляд в зеркало, девушка вышла в коридор и спустилась по лестнице.
На этот раз гостиная была ярко освещена и как бы согрета сиянием многочисленных свечей.
— Джессика! Входи, дорогая, входи! Гости уже собрались, ждем только тебя.
— Добрый вечер, папа Реджи. — Подставляя лоб для поцелуя, воспитанница улыбалась, но внутренне трепетала всем существом. — Мне очень неловко, что я заставила всех ждать.
— Ничего страшного. Невестам, как ты знаешь, прощается все! — воскликнул маркиз с широкой улыбкой. — Твой нареченный ждет не дождется тебя увидеть, точно так же как и его мать, очаровательная герцогиня Милтон.
— Милорд, миледи, добрый вечер, — промолвила Джессика, присев в глубоком реверансе.
— Вы прекрасны! — воскликнул герцог, целуя ей руку. — Ведь верно, мама, она прекрасна?
— Никогда не видела столь красивой невесты, — ответила герцогиня, улыбаясь с искренним теплом. — Вы будете очень хороши в подвенечном платье.
В который раз Джессику поразило, с какой готовностью приняла помолвку сына надменная герцогиня Милтон. Ее как будто не смущало то, что у нареченной нет никакого титула. Это казалось очень странным. Даже если она безоговорочно поверила в небылицы, сочиненные маркизом, все равно Джессика оставалась всего лишь бедной родственницей, которую влиятельный и знатный человек принял под свое крыло из милости. Оставалось предположить, что все дело в Джереми, что это он убедил мать дать согласие на брак. По слухам, молодой герцог ни в чем не знал отказа, и раз уж хотел в жены воспитанницу маркиза Белмора, это решало дело.
На его месте многие молодые люди выросли бы бездушными, черствыми эгоистами.
Эта мысль позволила Джессике тепло улыбнуться жениху, и ей даже удалось не блуждать глазами по комнате в поисках Мэттью. Однако помещение оказалось недостаточно большим, и вскоре девушка увидела его стоящим у камина рядом с Гвен. Изящная брюнетка казалась миниатюрной рядом с его широкоплечей фигурой. Мэттью улыбался и ответ на какое-то замечание Гвен, глядя на собеседницу с явным интересом, и ревность с неожиданной силой полоснула Джессику по сердцу.
Слава Богу, Гвен нет до него никакого дела, подумала Джессика и опомнилась. По правде сказать, ее подруге не было дела ни до одного мужчины на свете. Она не просто недолюбливала мужской пол, это была давняя острая неприязнь, родившаяся из ненависти к отчиму.
— Мэттью! — окликнул маркиз, и тот резко вскинул голову, тряхнув русыми с рыжиной волосами, которые так нравились Джессике. — Теперь, когда все в сборе, мы можем пройти к столу.
Джессика увидела, как темно-синие глаза повернулись в ее сторону, и вынесла долгий пристальный взгляд.
— Да, я полагаю, можем, — зачем-то сказал граф, с видимым усилием отводя взгляд.
Улыбнувшись странной едкой улыбкой, он предложил одну руку Гвен, а другую — леди Бейнбридж, в то время как маркиз вел к столу мать Джереми, статную женщину лет сорока двух, в волосах которой все еще не было ни единой серебряной нити.
Джессика собралась с силами, чтобы еще раз одарить своего нареченного улыбкой и опереться на его руку.
— Ваш сегодняшний наряд на редкость элегантен. Кроме того, он подчеркивает синеву ваших глаз, — сказал герцог вполголоса.
На несколько мгновений его взгляд задержался на округлостях ее грудей и вернулся к лицу почти ощутимо горячим. Джессики всей душой желала почувствовать ответный огонь, но внутри ощущались лишь свинцовая тяжесть и подташнивание.
Ужин оказался таким же нескончаемым, как и весь этот день. Подали лососину, запеченную в сливках, жареных перепелов, оленину — все на севрском фарфоре, белоснежном, с золотой каймой. Затем последовал целый перечень блюд: фазаньи яйца, фаршированные устрицами, телячьи отбивные, овощи свежие и в изысканных салатах, а на десерт — пирог в форме сердца.
И все это без исключения по вкусу напоминало Джессике опилки.
Как следствие конфронтации с французами, подавались только португальские вина, в том числе превосходный портвейн. Вопреки обыкновению Джессика отдала должное напитку. Она надеялась, что это поможет вымести бесконечный ужин, а главное, внимание Джереми. Тот смотрел на нее взглядом ребенка, которому вложили в руки рождественский подарок, но сказали, что открывать его еще рано.