Она сладко потянулась, лежа на мягкой перине, сверху же ее согревал целый ворох толстых пуховых одеял. Вчера она до того устала, что едва добралась до кровати – глаза слипались прямо на ходу. Она помнит только всполохи чадящих факелов и что-то твердящие женские голоса, слившиеся в монотонное жужжание, – а после блаженный покой в огромной кровати, где можно было наконец вытянуть ноющие от усталости ноги. Прежние ее поездки на лошади, по-деревенски, без седла, не шли ни в какое сравнение с тем, что ей пришлось испытать, часами сидя в седле, однако она упорно отказывалась снова воспользоваться носилками. Розамунда чуяла, что сэр Исмей прекрасно догадывается о ее муках и что эти ее мучения доставляют ему мерзкое удовольствие.
Девушка осмотрелась. На серых каменных стенах висели яркие картины, изображавшие сцены из Писания. Она лежала на высокой дубовой постели, над которой вздымался синий бархатный балдахин с золотой каймой, а ее сомкнутые руки покоились поверх синего покрывала с вышивкой – остроклювая птица сидит на вершине скалы.
От птицы ее отвлек какой-то шорох – одна из ее прислужниц доставала из углового шкафчика одежду.
– Доброго вам утра, миледи. Меня зовут Кейт. Позвольте вам помочь.
Пролепетав благодарность, Розамунда смутилась: обиход знатной дамы был ей в диковинку. Однако ж, если она собралась вести игру дальше, придется привыкать к жизни, которую ведут леди. Она выскользнула из своего пухового кокона и подошла к потрескивающему поленьями очагу. И с тайным страхом стала ждать услуг столпившихся вокруг нее женщин, пытаясь преодолеть скованность и робость.
С этой минуты прежняя Розамунда окончательно исчезла. Благодаря хлопотливой услужливости камеристок, Розамунда ощущала себя настоящей королевой, но совершенно не знала, как ей следует к этим женщинам обращаться. Однако они, судя по всему, ничуть не удивлялись, что госпожа их молчит, предоставив им распоряжаться своей драгоценной особой: мыть, растирать. Они восхищались ее безупречной кожей, но таким вежливо-почтительным тоном, словно она была искусно сработанной вещью, а не человеком. Они вымыли и высушили ее волосы, умастив их потом розовым маслом. Вплетя в густую косу снизки жемчуга, они закрепили ее на затылке костяной шпилькой. Чуть тронули румянами бледные щеки.
После облачили в невероятной роскоши платье – из блестящей, цвета слоновой кости парчи и золотого дамаста, отделанное кремовым мехом, – и тщательно зашнуровали. На голову ей приладили круглую шапочку, к верху ее прикрепили вуаль, которой затем тщательно загородили ее лицо. Все вокруг стало смутно-расплывчатым, будто она смотрела сквозь водную пелену. Розамунда тут же откинула вуаль на затылок, но женщины укоризненно зароптали и поспешили снова завесить ее лицо, приговаривая:
– Так полагается, миледи.
Обтянутые шелковыми чулками ступни Розамунды втиснули в атласные туфельки.
После всех этих изнурительных приготовлений ее вывели наконец из комнаты. Женщины продолжали озабоченно роиться вокруг и явно были очень горды своим творением, твердя на разные голоса, что миледи похожа на сказочное видение. На лестнице, особенно на поворотах, они крепко держали ее за локти, Розамунде же казалось, что рядом с ней плывут какие-то размытые тени.
Розамунда и ее свита вышли во дворик, где их уже дожидались двое пажей с факелами. Со всех сторон высились громады башен, мощные неприступные стены упирались в самое небо. Розамунду тут же обдало резким северным ветром, который с завыванием обдувал каменные громады.
К счастью, женщины тут же ввели ее в одну из башен и быстрым шагом двинулись по довольно темному коридору, на стенах которого плясали огромные тени – от факелов. Розамунда согрелась и успокоилась.
Однако ее спокойствия хватило совсем ненадолго – пока они не вошли в огромную залу с грубо отесанными стенами. Здесь было еще темнее, чем в коридоре. Тут только Розамунда поняла, что сейчас увидит своего будущего мужа. Одной этой мысли было достаточно, чтобы ее снова охватила дрожь – на сей раз не от холода, а от ужаса. Радостное предвкушение того, как она станет хозяйкой этого огромного замка, мигом улетучилось. От страха ее немного тошнило. Между тем камеристки чинно вели ее по зале. Глаза Розамунды попривыкли к темноте, и она увидела, что у стен за столиками сидит множество людей, и все как один смотрят на нее.
Внезапно процессия остановилась, и Розамунда чуть не наскочила на рослую женщину, шедшую первой. Чуть правее, поверх голов своих камеристок, она увидела черный бархатный берет с плюмажем и услышала характерный резкий выговор: голос сэра Исмея она узнала бы среди тысячи других.
– Ну наконец-то ты с нами, моя прелестная Розамунда.
Выдавив из себя улыбку, Розамунда сжалась от мучительного стыда: сейчас она тоже станет участницей этого обмана. Мертвенная улыбка так и не сходила с ее губ, пока она смотрела на унизанную перстнями повелевающую руку сэра Исмея. Она изо всех сил старалась держаться с важностью, приноравливаясь к его неспешному шагу, старалась неслышно ступать по пахнущим духовитыми травами циновкам. Они неотвратимо приближались к огромному, чудовищных размеров очагу, где пылал цельный ствол дерева. Пламя омывало ярким светом возвышение, к которому вели ступеньки, а на этом возвышении – вроде как помосте – был установлен стол самого хозяина. Этот внезапный после сумерек блеск ослепил ее. Чья-то фигура двинулась ей навстречу, загораживая слепящий огонь. Розамунда сморгнула подступившие к глазам слезы, уж они-то совсем ей сейчас ни к чему… Убранство замка было куда роскошнее, чем то, что она пыталась нарисовать в своем воображении. Надо лишь слушаться сэра Исмея, и все это богатство будет принадлежать ей, навсегда. Ну а каков он, ее жених? Будет ли он ее поколачивать? Или заставит вытворять всякие непотребства в супружеской кровати? Может, он настоящее чудовище…
У Розамунды зашумело в ушах, сейчас она свалится в беспамятстве… Она покачнулась, но сэр Исмей тут же ринулся вперед и подставил ей плечо.
– Вашей дочери все еще нездоровится? – спросил кто-то сзади.
– Нет-нет. Просто устала. Путь к вам не близкий, да и от путешествия по морю она не совсем оправилась. Уж вы простите мою Розамунду, она сама не своя от стольких переживаний. – В голосе сэра Исмея появился искательный тон.
Сделав вид, что хочет погладить Розамунде руку, он ущипнул ее, и весьма ощутимо. На лице его вновь появилось предостерегающее выражение. Незаметным толчком он дал ей понять, что она должна упасть на колени на нижнюю ступень у помоста.
Розамунда подчинилась и поняла, что стоящий у огня мужчина направляется к ней. Стройные ноги, плотно обтянутые блестящим бархатом, остановились совсем близко… затем теплые руки подняли ее опущенную голову и потянули ее с пола. Сквозь легкую, из органзы, вуаль девушка смотрела на его темно-синий дублет, усыпанный дорогим камнями – достойными самого короля! Широкие плечи, и очень узкая талия. Вокруг мускулистых бедер обвита золотая цепь. Розамунда зажмурилась, а когда стала подниматься с колен, в ушах опять зашумело. Она немного утешилась тем, что суженый ее не дряхлый, впадающий в старческое слабоумие, краснорожий вояка. Но чему она, глупая, радуется? Мужчина, который еще в поре, уж точно стребует с нее то, что ему причитается в свадебную ночь. Глубоко вздохнув, Розамунда все-таки осмелилась поднять глаза – в тот момент, когда лорд Рэвенскрэгский откинул с ее лица вуаль.
– Добро пожаловать в Рэвенскрэг, Розамунда. Как ты, однако, повзрослела. Совсем не похожа на худенькую девочку, которую я знавал когда-то. Теперь ты просто красавица, и какая…
Розамунда растерянно мигнула, не веря собственным глазам. Шум в ушах исчез, но теперь она вообще ничего не слышала. Когда она сморгнула вновь подступившие слезы, ее ослепило множество блестящих точек – это играли в свете очага драгоценные камни на синем бархате. На нее с улыбкой смотрел на редкость пригожий мужчина, явно недоумевая, чем он ее так поразил… Волевой подбородок, сочные, чудесно вырезанные губы. Густые черные ресницы чуть прикрывали синие глаза, и черные же, воронова крыла, кудри падали на воротник. Розамунда не в силах была пошевельнуться. Она понимала, что ей не подобает так пялиться на этого красавца, но ей слишком важно было убедиться, что он ей помнился…