– Здесь тормози, – резко возгласил рядом сидячий парень, подав деньги, он сошел с машины. Сабина вышла следом, обходя памятник В.И. Ленина, студенты вошли в здание ДГПУ.
На проспекте имени Имама Шамиля в одном из известных ресторанов, трое молодых людей спорили и вели напряженную беседу.
– Не нравиться мне все это, если предки узнают, что я в этом участвовал, мне не жить, – заявил Мурад, самый длинный и худой из них.
– Расслабься, тебе же объясняют, договорились они между собой, – негодующе промолвил Тагир, он преподнёс чашку к своему сломанному, кривому носу, вдохнул аромат травяного чая и запил напиток алжирским фиником.
– В начале, шумиха будет конечно, – в разговор вмешался Али, упитанный парень со спокойным выражением лица, – а потом все успокоятся, и все наладиться, как положено.
– Почему нельзя цивилизованно? У нас все должно выходить за рамки устоев, дикие обычаи предков вспомнили! – снова возмущался Мурад.
– Что ты ноешь, как баба? – досадно проговорил Тагир, – кому здесь достанется, так только Адилю от пахана, ты исполняешь, а ему с этим жить.
– Исполняю незаконный акт, то есть совершаю преступление, – уточнил Мурад, он работал помощником прокурора Советского района в городском округе.
– Брат, ты, кажется, засиделся на судах, не пара ли в отпуск? Мозги обычную речь уже не воспринимают, – насмешливым тоном сказал Тагир, почесывая щетину, что покрывало почти все его лицо.
– А кто тогда твою шкуру от судимости спасать будет? Ты ж брат у нас борец и любитель набить морду …
– Пацаны, вы знаете, где расположен этот салон? – надуманно спросил Али, чтоб отвлечь друзей.
– На Советского, рядом с ЦУМом, – уточнил Мурад, – Алишка? А ее ты видел хоть?
– Конечно, и не раз.
– Девушка, – Тагир позвал официантку в конце зала.
– Я вас слушаю, – подошла обслуживающая.
– Сюда повтори-ка, – передал он свою опустошённую чашку, и закинул в рот мятной конфеты. Вазочки с леденцами стояли на каждом столе, подарок посетителям от заведения.
К ресторану пафосно и с визгом тормозящих шин, подъехал внедорожник Lexus. Из автомобиля чванно вылез молодой человек в солнечных очках, он аккуратно поставил ноги на щебень, глянец черных туфель сверкал на солнце. Парень поправил воротник белой рубашки и зашел во внутрь помещения.
– Ас салам алейкум! – юноши пожали друг другу руки.
– Что мы здесь собрались? Поедем в Первуху на шашлыки, – меж тем предложил Тагир.
– Шашлык потом, – начал темноволосый парень, – мы только созванивались, в 16:30 у салона «Мадонна», то ли «Мадина». Короче, Али адрес знает. Я ему скинул на Ваццап. Друзья, наступает важный момент в моей судьбе, который когда-нибудь мы все осуществим. А кто-то уже, да брат? – взглянул он на Тагира.
– Адиль, брат ты меня знаешь, в любое время дня и ночи можешь на меня положиться, – угодливо произнес, недавно негодующий Мурад. Тагир ухмыльнулся подхалимству друга.
– Я на работу к отцу заскачу, чтоб быть там на виду и рассеять опасения бати, а то он подозревает о моих умыслах, – он откинулся на спинку стула, причем, одной рукой придерживал его, а другая была на столе. Адиль постукивал пальцами и обратил на приятелей пренебрежительный взгляд. Парень подозревал о своем превосходстве пред собеседниками и порой дозволял себе циничности в поведении, но это не было наигранностью, таков был его нрав.
Адиль, видный парень, среднего роста приходился сыном крупного чиновника, имеющим касательство к начальству города. Юноша давно осмыслил, что нет неразрешимых обстоятельств, папа скроет все его похождения и с легкостью извлечет, из каких ни есть, передряг.
Он обвык быть очагом внимания, к льстивым взглядам зависти и симпатии. Адиль учился на пятом курсе одного из престижных ВУЗов Махачкалы. Разумеется, ему предоставлялась вероятность уехать и обучиться за пределами родимого края в Питере, в Москве, в Европе или в Новом Свете, как-никак отец располагал средствами и блатом. Но, ведая бесперспективность сынка, которому, по его мнению, несвойственны понятия трудиться, усердствовать, учиться, (ведь парень свыкнулся к безропотному существованию, где все подносилось в отделанном, заготовленном образе: сессия досрочно закрывалась, нарушения ДТП не фиксировались, прихоти реализовывались, желания материализовывались). Мустафа Сабирович и мысли не допускал, оставлять любимое дитя без отцовской опеки и родного тыла в случае безрассудных недоразумений со стороны младшего. Он решительно замыслил не отпускать отпрыска за пределы надзора своего ока.