Не добежала. На меня накинулись сзади, я проехалась подбородком по чьему-то огороду. На спину уселся тяжелый мужчина и, отдышавшись, спросил.
— Чей будешь?
Я замычала в ответ и попыталась вырваться. Чужие руки уже сняли со спины рюкзак и теперь пытались раскрыть молнию. Видимо, человек не разгадал секрета застежки: я услышала, как нож режет ткань и вытряхиваются со звоном ключи от дома, потом раздался глухой стук мобильника, шорох белья…
Меня грубо перевернули на спину. Надо мной сидел бородатый мужик, небрежно одетый, с ножом в руке.
— Это девушка! — удивился он. — Ты чья?
Я хмурилась и пока молчала, нервно поглядывая на сверкнувшее лезвие.
— Небось ничья, раз ночью одна гуляет, — ответил второй, внимательно разглядывая спортивный лифчик, выуженный из разграбленного рюкзака.
— Раз молчит, то будет наша, — одобрительно подтвердил бородач, нежно поглаживая меня по щеке.
— Нет, ты чего? К лорду Бестерну ее…
Я резко повернула голову и изо всех сил прикусила его пальцы, раздался противный хруст, рот наполнился кровью. Мужик обиженно заорал, придерживая пальцы другой рукой. Я столкнула его с себя, изловчилась и вскочила на ноги.
Второй стражник тут же оставил рюкзак и пружинисто прыгнул в мою сторону, вынимая короткий меч. Я пятилась спиной назад, с подбородка капала кровь, и, наверное, только из-за этого жуткого зрелища мужчина не нападал, а просто не давал мне уйти.
За моей спиной послышался скрип двери, и огород озарился желтым светом.
— Что тут происходит?
На пороге стояла внушительного вида женщина, выше меня на голову и шире в три охвата, одетая в платье до пола и кружевной чепец. Я кинулась ей в ноги.
— Спасите, умоляю…
Хозяйка окинула меня быстрым взглядом, оценила окровавленный рот и воющего от боли стражника. Еле заметно кивнула мне и повернулась к мужчинам, уперев кулаки в бока.
— Сэм, Питер, что вы тут вытворяете?
Покусанный бородач выставил вперед руку и грубо бросил:
— Вот что наделала эта баньши!
— Питер, почему ты пристал к моей воспитаннице? Она приехала вчера вечером, никого не знает. Испугалась тебя в темноте, вот и защитила свою девичью честь. Нечего девушек обижать, слишком рьяно выполняя свои обязанности. Следовало вежливо расспросить и привести ее ко мне. Пойдем, милая.
Женщина протянула мне руку, я благодарно вцепилась в нее и сразу обняла мощную талию, прижавшись как можно ближе к защитнице.
— Она сказала, что ничья… — протянул второй стражник.
— Я все прекрасно слышала. Она ничего не говорила от страха, а вам завтра несдобровать.
Женщина повернула меня в сторону прихожей. Уже закрывая дверь, помедлила, обернулась и быстро бросила:
— Ладно, говорить лорду Бестерну ничего не буду, заходи, подлечу тебя по-быстрому.
Питер без колебания шагнул вперед и протянул окровавленную руку. Женщина вытащила из кармана коробку, посыпала пальцы белым порошком. Мельком посмотрела на луну, что-то посчитала шепотом, нахмурилась. Достала из грудного кармана флакон и отмерила три капли зелья прямо на рану. Оно зашипело на порошке, забулькало и окутало стражника зеленым дымком.
И тут у меня волосы зашевелились. Я почувствовала прикосновение холодного воздуха к голой коже шеи, к больным пальцам стражника потянулся воздушный поток, зеленый дым закружился колесом вокруг протянутой руки. Я прислонилась к стенке в прихожей, ноги стали ватными, я не могла глаз оторвать от хозяйки дома, которая, как дирижер, управляла потусторонним ветром.
— Все, — выдохнула женщина, когда дым рассеялся, и вытерла покрытый испариной лоб. — Питер, иди домой, отдохни. Пусть Сэм один подежурит до утра. Все равно тут ловить некого, кроме глупых девчонок. Что уставилась? — это уже было сказано мне нарочито гневным тоном. — Расскажи, где шлялась?
Сама же она прикрыла дверь, оставив за порогом благодарности и извинения стражников:
— Да, эмбия[1] Уилкокс. Хорошо, эмбия Уилкокс. Привет лорду Бестерну…
Я сглотнула и огляделась по сторонам. Меня занесло не в простую хижину. Напротив двери цвета черной розы стояло изящное трюмо с искусно расписанной вазой. Сама хозяйка была одета в бархатное домашнее платье, отделанное золотой тесьмой. Она строго смотрела на меня пронзительными карими глазами, поджав губы и сложив руки на внушительной груди.
— Чья будешь?
— Почему мне все задают этот вопрос? Я своя, и ничья больше!
Я высказалась и сразу чуть не зажала себе рот. Лучше промолчать, выдать себя за дуру, за сумасшедшую, но не за чужачку… Я только что наблюдала настоящее колдовство, мне нужно быть осторожной, но, видимо, нервы шалят.