Со смертью Кирова и с принятием печально известного постановления Президиума ЦИК «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» началась эпоха полного властвования Сталина на фоне невиданных в истории человечества репрессий. Поистине, ученик превзошел своего учителя – Ленина.
Уже в середине 30-х годов Сталин полностью сформировал основы кадровой политики: жесткая властная вертикаль, безусловное подчинение, отсутствие сомнений в решениях генсека при наличии плотного партийного «фильтра», через который проходили все без исключения кандидаты на все без исключения административные и даже общественные должности.
На долгие годы в стране утвердилось понятие «враги народа». Существование этой категории было выгодным по двум основным соображениям. Во-первых, деятельностью многочисленных «врагов» объяснялись любые ошибки (а они, несомненно, были) руководства страны и лично товарища Сталина. Во-вторых, наличие «врагов» позволяло причислить к их числу кого угодно, а значит и строго, вплоть до расстрела, наказать.
Сталин хорошо знал, что миром управляют вера, деньги и страх. Мощная идеологическая машина безостановочно работала, по-современному выражаясь, на положительный имидж вождя, вселяя непререкаемую веру в него. Смертельный (в прямом смысле) страх не позволял отходить от навсегда установленных правил. Денежные пакеты, которые периодично вручались, зачастую, и непосредственно Сталиным, партноменклатуре и военным чинам, помогали сформировать их прямую заинтересованность в результатах своего труда.
В стране вовсю восхваляли Сталина, в кинотеатрах показывали оптимистичные фильмы, демонстрирующие народное счастье и сплошное изобилие. В лагерях в это время каторжно трудились миллионы зэков, не получая ни копейки оплаты. И каждый день на казнь вели десятки и тысячи «врагов», еще вчера не подозревавших о своих «преступлениях».
Почему же Сталину практически все прощалось народом: жестокость, невиданные репрессии, голодоморы? Возможно, ответ на этот вопрос намного проще, чем предполагают многие профессиональные исследователи той эпохи.
Большинство рядовых граждан считали Сталина «своим». В общественном сознании он оставался, и для многих остается ныне, таким, «как все»: много работал, вел почти аскетический образ жизни, не снимая годами старого френча, был свободен от патологического стремления к деньгам и наградам, не возвеличивал родственников, а держал их в «черном теле». То есть, по нынешним характеристикам, его образ жизни «соответствовал социальным ожиданиям». И при этом, в представлении народа, Сталин неустанно укреплял промышленность и оборону, реформировал сельское хозяйство, «заботился» о каждом подчиненном. Его видели как государственника-созидателя, который прибегает к насилию исключительно ради «блага народного». Неизлечимый порок жажды власти прощался Сталину (или вообще не замечался людьми) по той же причине: Сталин, мол, правит не для себя, а для нас.
Очень важно, что Сталина воспринимали не просто как авторитетного, но и как вполне самодостаточного руководителя наивысшего звена. Он пользовался репутацией бескомпромиссного государственного деятеля, имевшего собственное твердое мнение. Мнение же руководителей других стран он воспринимал и принимал ровно настолько, насколько это отвечало его собственным интересам. Независимая позиция Сталина ассоциировалась с независимой позицией СССР – страны, которой никто не смеет диктовать своих условий.
В конце концов, Сталин «выиграл» войну с фашистской Германией. Это представлялось в качестве его личной заслуги, будто и не было миллионов погибших фронтовиков, не было героизма защитников Отечества, не было беспримерного народного трудового подвига в тылу. Именно при Сталине, а не при Ленине, окончательно сформировался специфический советский общественный стереотип, чуждый западной цивилизации: не щадить никого и ничего ради победы! И если, например, немцы, французы или американцы видели заслугу правителей в том, что они умели избежать потерь, то «советская победа» была тем важнее, ценнее, весомее, величественнее и торжественнее, чем больше правитель приносил ей в жертву крови и смертей. Независимо от того, на военном или на трудовом фронте она достигалась.