— Ну что, товарищ Маслов? Прос…ли подводную лодку?
— Никак нет, товарищ главнокомандующий. Я только что принял флот и ко всему этому никакого отношения не имею.
— Это что же? По вашему, я прос…л подводную лодку?..
И так далее… Заслышав оное, я выскользнул из кабинета («от греха подальше»). Однако на лестнице меня догнал адъютант:
— Вернитесь, комфлот требует…
Я снова возник в дверях кабинета. Командующий ТОФ адмирал В. Маслов долго рассматривал меня, как редкостное насекомое, и, повторяя все интонации Главкома, произнес:
— Ну, что, разведка? Прос…ли подводную лодку?
— Никак нет, товарищ командующий. Мы не прос…ли подводную лодку. Мы принимали все зависящие меры по своей части. И не наша вина, что ни командование, ни вышестоящие штабы не приняли мер по противодействию американцам. К тому же это дело уже не по нашей части, а операторов и командования.
— А чем вы можете это подтвердить?
— Да у нас материалов целая папка!
— А ну, мигом сюда свою папку!
И я помчался на седьмой этаж в Разведывательное управление за папкой. А там мой начальник В. Домысловский выстроил стенкой моих «мозговиков — гениев поневоле» и вызверился, завидев меня:
— Ты… Заварил тут кашу! На хрена мне такой зам! Сам заварил, сам и расхлебывай!
В свою очередь, вызверился и я:
— Прошу на меня не орать! Я заварил, я и буду расхлебывать!
В такой ситуации, как вы должны понимать, было не до субординации. Мне стало ясно, что пока я бегал к командующему флотом, начальник разведки получил свою порцию головомойки из Москвы от начальника разведки ВМФ.
Но пока шли все эти бурные словопрения, из разведки ВМФ получено срочное приказание: «Немедленно! Представить всю фактуру событий: кому, какие приказания давались? Кто и о чем доносил? Все отразить в виде журнала боевых действий с приложением карты обстановки. Все это передать по фототелеграфу в Москву». Началось судорожное вычерчивание «карты обстановки» с изложением всех событий. На карту навалились офицеры-информаторы и чертежники. Все в черной туши. А из Главного штаба телефонные вопли:
— Что вы там резину тянете? Главком не будет ждать!
В это время меня тронул за плечо начальник спецсвязи разведки подполковник Ф. Уклеин:
— Товарищ капитан 1-го ранга, помните ваш доклад начальнику разведки ВМФ? И унизительный ответ?
И тут, донельзя издерганный и взмыленный, рассвирепевший от накаленной обстановки, я допустил непростительный для опытного штабника шаг:
— А ну давай сюда обе шифровки!
И эти две шифровки (в доподлинном их содержании) легли в тексте на карту, да еще вошедшие в раж чертежники обвели их в рамку черной тушью. Карта, еще не успев просохнуть, разрезана на полосы, и эти полосы начал поглощать фототелеграф. А на «той стороне», подгоняемые начальниками разведчики выхватывали еще сырые полосы и, не читая, ворвались в кабинет топающего ножками С. Горшкова, разложили на столе и благоразумно отступили: «Вот, товарищ главнокомандующий. Это все тихоокеанцы… А мы тут ни при чем…».
Как потом стало известно, главком С. Горшков надел очки и… и на последующие трое суток между разведкой ВМФ и разведкой ТОФ прекратились все виды связи. Как после ядерной войны… Но прекратились они и по линии командных пунктов.
Спустя трое суток по каким-то неотложным делам я оказался в кабинете начальника штаба флота, где вдоль стен сидело несколько адмиралов. Начальник штаба ТОФ вице-адмирал В. Сидоров разговаривал с Москвой по «красному» телефону. А закончив разговор, с известной долей иронии разглядывал меня и наконец произнес:
— Ну что, герой… Доказал свою правоту?
— Доказал, товарищ адмирал.
— Ну, вот что. Москва тебе этого не простит.
— А я это уже понял, товарищ адмирал…
27 марта 1975 г., спустя неделю в штаб ТОФ прибыл генерал-лейтенант из Генерального штаба.
Наверное, очень умный, решил капитан 1 ранга А. Штыров: на груди два «поплавка». «Но почему генерал, а не моряк? — этого я так и не понял. По приказанию начальника штаба флота я вручил генерал-лейтенанту пресловутую «красную папку» с материалами по операции «Дженнифер». Генерал-лейтенант потребовал отдельный кабинет и уединился в нем. А спустя четыре часа прибыл к начальнику штаба и вызвал меня:
— Возвращаю папку. Я все внимательно изучил. Я в это не верю.