Выбрать главу

Грустно, что придется оставить интересную работу, но что поделаешь, на полуострове равной нет и не предвидится. Так хорошо было, когда муж служил в Улиссе. В море ходил часто. Но не надолго. Как опытная офицерская жена, Ирина понимала, что за службу на базе подлодок, расположенной в черте Владивостока, держатся зубами, и шансов на продвижение у мужа нет. В конце концов Камчатка не самый худший вариант — выслуга, жилье сразу, обустроенный гарнизон, до Петропавловска час ходу на пароме через Авачинскую бухту. Могут ведь в Ракушку заслать, в Совгавань или Магадан. Ирина втайне надеялась, что ее Сашу обязательно направят учиться в академию, это целых три года в Ленинграде, а там… чего загадывать, она ведь счастливая!

Зима 1968 г. была во Владивостоке ужасной — сухая зимовка! Всем хорош город, но всегда страдал безводьем. Раз в 11 лет, это связано с солнечным циклом, случается засушливое лето, осенью город минуют тайфуны, и водохранилища остаются пусты. Тогда отключают воду, оставляя единственный кран на подъезд в подвале, вода поступает по расписанию. В дома на сопках подать воду не хватает напора в магистрали — перехватывай машину-водовозку утром и вечером.

Муж ушел в поход — неожиданно его перевели на другую лодку, которая закончила ремонт. В детском саду, куда Ирина водила сына, установили порядок: родители приносят ведро воды, иначе ребенка не примем. Офицеры, иногда совсем незнакомые, приносили ежедневную жидкую «дань»:

— Это за Мишутку Журавина.

А вечерами стучали в двери сослуживцы мужа:

— Ирина Георгиевна, где тут у вас ведра, сейчас натаскаем!

— Я своего папу боготворила и обожала, — говорит Журавина. — Но Саша был еще лучшим отцом. Он был потрясающим! Его часть во Владивостоке и Мишин детский сад находились рядом. После обеда офицерам положено два часа сна. Все ложились спать, а Саша вместо «адмиральского часа» бежал в сад кормить сына, потому что он плохо кушал. Если зимой выкраивал свободный час, забирал Мишку, бежал с ним на каток.

Капитан 2-го ранга Журавин был отцом и мужем с большой буквы. И был, представьте, щеголеват: тужурки только из адмиральского сукна на заказ, фуражки с высокой тульей. Душа любой компании. Одним словом, видный мужчина. Ревновала ли она? Конечно. Но никогда не подавала вида.

— Что-то ты меня совсем не ревнуешь, — иногда Александр подначивал супругу. — Всех жены ревнуют, а мне даже обидно.

— Зато я горжусь тобой и знаю, что ты самый лучший.

Она прилетела взглянуть на выделенную им в гарнизонном поселке Рыбачий квартиру и вообще осмотреться — что это за Камчатка, как тут люди живут, что с собой брать на первое время, как с детским садом. Ей все понравилось — хорошо, снежно, зима мягкая, не то, что продуваемый ветрами, заледенелый Владивосток. А главное — вода! Плескайся сколько душе угодно, и вкусная — прямо с ледника на вулкане.

И вдруг — как обухом по голове! Срочно выйти в море.

В последний раз они видели друг друга в камчатском аэропорту Елизово в середине февраля 1968 г.

— Он все предчувствовал и будто бы знал, что мы никогда больше не увидимся. Из всех провожающих он один пробился на летное поле и подбежал к самолету. Я смотрела на него сквозь стекло иллюминатора и видела слезы в его глазах. Испугалась: раз он так прощается, значит, я не долечу… Я никогда не видела Сашу в таком мрачном настроении. Он даже написал завещание на вклад в сберкассе — мало ли что… И других офицеров угнетало общее безысходное настроение: «Не вернемся». Я точно знаю, когда они погибли. Не 8 марта, а на сутки раньше. В тот день со мной творилось что-то странное…

7 марта в Приморском крайисполкоме, где работала Журави-на, отмечали Международный женский день. Ирина пришла с сынишкой. Общались, веселились. И вдруг ни с того ни с сего — как будто впала в бешенство.