98. Соколов Владимир Васильевич, 1947 г. рождения, матрос, электрик — подводная лодка К-75. Призывался из-под Качканара Свердловской области.
Девять моряков призывались на флот из Иркутской области: старший матрос Алексей Андреев, матрос Александр Крючков, матрос Виктор Лохов из Черемхова, старший матрос Михаил Кривой из села Тунгуска Черемховского района, главный старшина Геннадий Гущин из Тулуна, старший матрос Геннадий Кобелев из Слюдянки, матрос Владимир Костюшко из Усть-Кута, старшина 2-й статьи Виктор Маракулин из Шелехова, старший матрос Тимур Михайлов из Ангарска. Имена иркутян, погибших на К-129, увековечены на памятнике, который установлен в Черемхове, в городе, где нет ни моря, ни озера, и даже речушки. Он был установлен областными властями в 2000 г., в те дни, когда страна скорбела по погибшим в Баренцевом море на подводной лодке «Курск».
«Аргументы и факты» в Восточной Сибири», № 15 (310), 9 апреля 2003 г.:
«Как вдруг армейская машина забуксовала. Есть указ, есть найденные с таким трудом родственники… А наград-το и нет. И где они лежат — в штабе Приволжского округа, в наградном отделе в Москве — неизвестно. Наш облвоенкомат уже два года тоже не может найти награды восьми человек из экипажа К-129 — уроженцев Прикамья».
Александр Ковылков, писавший в «Нашей газете» № 10 (55) в 2002 г. о судьбах экипажа лодки, звонил Игорю Дыгало, начальнику пресс-службы ВМФ, сыну того самого контр-адмирала — с вопросом, почему не выдают награды погибшим братьям и сестрам. «Положено выдавать родственникам первой степени, то есть родителям и детям, остальным — не положено». Детей молодые матросы завести не успели, а родители умерли… так и остались они без наград, выданных хотя бы родственникам.
Теперь о тех, кого судьба отвела от гибели в океанской бездне. Это задержанные нелетной погодой капитан 2-го ранга Сергеев и мичман Борис Салахов. Можно предположить, что вместо Салахова в поход срочно отправили мичмана Ивана Котова из 337-го экипажа — это единственная, если верить списку, замена сверхсрочника.
Еще удивительный случай поведал известный на Алтае гармонист Валерий Клеймо. Его призвали служить на Тихоокеанский флот, на подводную лодку К-129, где молодого матроса часто заставляли играть «Славянку». Играл он мастерски. Вокруг парня завязался торг замполитов, и молодого матроса-гар-мониста перевели на другую подводную лодку 29-й дивизии, выменяв на какого-то дефицитного специалиста для похода, ставшего последним. «Для меня «Прощание славянки» — как плач поминальный по тем ребятам, с кем начинал флотскую службу», — признается Валерий.
98 человек, официальное число погибших… Подведем черту? Но газета «Уральский рабочий» упоминает Александра Крюкова, призванного из города Тавда Свердловской области. Однако в списке личного состава К-129 его нет. Может, это и есть доказательство, что их было больше, чем 98? Только контр-адмирал Дыгало мог бы точно сказать, сколько именно писем родственникам он разослал в августе 1968 г. Вместо этого он опубликовал опровержение, которое я привожу полностью:
С большой болью и обидой я прочитал в газете («Труд-7» от 24 августа 2000 г.) материал «Причина смерти — признать умершим», где автор пишет, что якобы я, заполняя в 1968 г. похоронки на погибших военных моряков, слукавил — не написал, что все эти люди с подлодки К-129 погибли.
Меж тем я со всей ответственностью заявляю: во всех подписанных мною документах стояла фраза: погиб при выполнении боевой задачи в море. Даже если бы в тот момент меня жгли каленым железом, то я никогда бы не пошел против своей совести. Офицерскую честь, память о своих боевых товарищах променять на какую-то фальшивку? — такое не в моих правилах. Мне неведомо, как позже, в вышестоящем штабе, оформлялись документы и почему в графе о смерти появилась такая унизительная, позорная запись «считать умершим». После всего случившегося с подлодкой К-129 я слег с инфарктом.
Конечно, семьям погибших, наверное, все равно, кто заполнял эти бумаги. Они помнят только, и это естественно, кто был комдивом, кто отправлял в последний поход их мужей, братьев, сыновей.
К тому же такая запись в извещении о гибели их близких не давала им никаких шансов на получение полагающихся в трагических случаях пенсий, пособий, льгот. Чьим-то росчерком пера они были всего этого лишены и, наверное, прожили последние годы без ощущения всякой заботы государства. Это большая обида для них. Но еще раз повторяю — лично моей вины в том нет.