— Некоторые вещи лучше не менять, — донеслось из-за двери.
Я вспомнила, как Верс ее поддерживал. Ведь даже не поверила поначалу! И сама Регина была совершенно спокойна рядом с ним. Я зря подозревала Тиля в возможной связи с этой женщиной. Ей хватало Плантаго…
И я задумалась уже о другом.
— Дать ребенку фамилию человека, которого обвиняли в преступлении против короны — это серьезный шаг и, возможно, последствия…
— Верс никогда не выступал против короны, — отозвалась Регина. — И за ошибки он наказан достаточно…
— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнув, признала я. — Вы очень странные. Даже Ланс здесь совсем другой, не как во дворце…
Удивительное дело, но раздражение уже прошло. Я почувствовала прикосновение магии. Стало легко и спокойно. Будто я сижу в беседке в королевском саду, и солнце припекает, а ветерок доносит запах цветов…
Так вот зачем на самом деле Регина последовала за мной. Хотела успокоить. Похоже, все здесь воспринимали меня маленьким ребенком.
Я тщательно умылась и заглянула в зеркало в очередной раз. Вид оказался куда лучше прежнего.
И я все же чувствовала благодарность. Так тепло мне было от магии Тиля в промерзшем лесу…
Вот только Тиль в плену у Ведьмы Стужи, с отчаянием подумала я.
… И треснувшая поверхность зеркала подернулась изморозью.
Я почти ничего не видела, мешала изморозь на зеркале. Причем, она была с той стороны зеркала. Мне становилось зябко от одного понимания, что в отражении сейчас — магический «карман», ловушка, в которой заперта Ведьма Стужи.
И Тиль тоже был где-то там.
Я вглядывалась в белесый узор до рези в глазах, но смогла различить лишь неясные серые тени, непохожие очертаниями на людей. Какие-то сказочные чудовища, уродливые, неказистые.
А потом я услышала стон.
Ледяной женский голос произнес:
— Ты так бахвалился силой. А на деле — надолго тебя не хватило.
— Я не могу сказать того, чего не знаю, — ответил другой голос, от которого у меня перехватило дыхание. — Госпожа… я тебе не пригожусь.
Повисло зловещее молчание, я слышала шаги, какие-то шорохи. Тени плыли, растекались… я по-прежнему ничего не могла разобрать.
Зато услышала слова Ведьмы Стужи:
— Здесь я буду решать, когда тебе умереть. В тебе еще достаточно силы.
Голос ее звенел льдом.
Послышался вздох.
Иней начал оползать, словно с той стороны внезапно стало теплей. И это тепло прошло сквозь зеркало. Будто чьи-то пальцы нежно коснулись моей щеки.
И я, наконец, увидела часть белоснежной залы. Треснувшее зеркало «показывало» плохо. Но мне оказалось достаточно и этого…
Ведьма стужи стояла ко мне боком. Высокая, с горделиво поднятой головой. В складках ее струящейся белой накидки искрились снежинки. Волосы ее были забраны в длинную косу, прическу венчала ледяная корона. Ведьма Стужи чувствовала себя правительницей в собственной тюрьме. Поодаль почтительно замерли две странные фигуры — тонкокостные, неопределенного пола, с длинными белоснежными крыльями. Снежные птицы.
Мне показалось, я услышала, как меня зовет обеспокоенная Регина. Но она, кажется, находилась куда дальше от меня, чем Ведьма Стужи и ее слуги. Я не стала отворачиваться от зеркала.
Не смогла.
Часть зала была отгорожена рядом колонн из дымчатого мрамора, подернутого наледью. Прямо напротив Ведьмы, стоял Тиль. Босой, в изорванной рубахе и штанах, он был распят на цепях, крепящихся к колоннам. Рубаха и снег под его ногами были пропитаны кровью. Кровь Тиля была единственным ярким пятном. Сам линезский принц казался ледяной статуей. Даже волосы его были седыми от налипшего снега.
Я закрыла рот ладонью. Я бы закрыла и глаза, но не могла больше двинуться.
— Старайся! — приказала Ведьма Стужи.
Серые губы Тиля скривились в подобии улыбки, и дрогнули, будто линезец собирался заплакать. Что нужно было с ним сделать, чтобы довести до такого?
Через мгновение я получила ответ.
Ведьма Стужи взмахнула рукой. Взметнулся в воздух вихрь сверкающих снежинок. Одна из человекоптиц дернулась, упала и еще в падении — рассыпалась множеством ледяных осколков, которые метнулись к Тилю, закружились вокруг него беспощадным вихрем, рассекая кожу, врезаясь в тело… Будто Снежная птица пыталась захватить, как случилось с хозяином постоялого двора. «Чем слабее человек, тем быстрее становится моим», — кажется, так сказала Ведьма Стужи.
Тиль выгнулся дугой, словно надеясь вырваться из захвата кандалов. По ушам ударил крик… Он звенел, метался по залу, вторгся через зеркало в умывальню — и я больше уже ничего не слышала кроме этого жуткого крика и не видела ничего, кроме искаженного болью лица Тиля. До тех пор, пока вихрь не скрыл линезца полностью. Лишь цепи звякали, подрагивая.