— Да уж ладно, поехали.
Лоцман медленно вышел из-за стола и снял с гвоздя шапку, Брандт, с пистолетом в руке, последовал за ним. И даже стоя на противоположном берегу и оттолкнув лодку, он все еще направлял черное дуло на недоброхотного перевозчика. Несколько мгновений Брандт размышлял, спустить курок или не спускать. Одним свидетелем меньше. Но потом решил: черт с ним, пусть катится… Увидев же, что лоцман, доплыв до середины реки, погрозил ему кулаком, Брандт только презрительно улыбнулся.
V
В течение трех дней пытался штандартенюнкер Губертус Брандт выбраться из столицы. Но тщетно. Красная Армия сомкнула кольцо вокруг Берлина, и Брандт сидел, как мышь в мышеловке. Нигде не найти лазейки, в которую он мог бы ускользнуть, подвала или развалины достаточно надежных, чтоб в них укрыться. Повсюду свистят пули, рвутся снаряды.
Безопасно теперь только под землей, под толстым железобетонным перекрытием, глубоко внизу — в чреве земли. Губертус вынужден снова и снова спускаться в царство теней, в подземное убежище, как ни жутко было ему. Но там он по крайней мере защищен от русского стального урагана, и можно попытаться отсрочить трагическую развязку. Оставалась ли у него какая-нибудь надежда? На что? Может быть, на случай, на удачу, на других, кто, как и он, поставил все на карту…
Духота в баре была такая, что он чуть не задохнулся. Вентиляторы не работали, сквозь град пуль в коридоры прорывались тучи пыли, все время мелко дрожали стены. Брандта захлестнул дикий шум. Рев, идиотский хохот, свист, сладострастные стоны, хлопали пробки от шампанского, визжали пьяные телефонистки и горничные. Началась развязка трагедии. Это была поистине пляска мертвецов.
Брандт был совершенно трезв, он один пил здесь крепкий черный кофе. Но не одурманенный алкоголем мозг отчетливо сознавал весь ужас происходящего.
Русские пытались прорваться к убежищу со стороны станции метро «Анхальтер». Когда наступит конец?
В нижнем этаже убежища Гитлер готовился к свадьбе с Евой Браун. Рекой лилось шампанское, пьяный шум нарастал… Фюрер остался наедине с «адской девой». Через час за бронированной дверью раздался одинокий выстрел. Гитлер был мертв, Ева Браун приняла яд. Это произошло тридцатого апреля, в четыре часа дня. Вечером уже никто не обращал внимания на тоненькую струйку дыма, вившуюся там, где были сожжены их облитые бензином трупы.
А в баре все так же надрывались патефоны, потные руки искали грудь девушек, одна из телефонисток, безобразно напившись, отплясывала на столе. На пол летели бутылки, хрустели под ногами осколки, пляска на столе закончилась истерическим припадком. Девушка сорвала с себя одежду. Отовсюду понеслись вопли и крики. Совсем обезумев, сползла она со стола в объятия какого-то оберштурмфюрера, который уволок ее в угол.
Брандт отвернулся, и его взгляд остановился на молодом долговязом пареньке. На детском молочно-розовом лице глупо таращились пьяные глаза. Что-то бормоча про себя, мальчик неожиданно выхватил пистолет и приставил его к виску. Дикий шум разыгравшейся оргии заглушил выстрел, осевшее на сторону тело свалилось со стула, и никто не обратил на него внимания…
Истерия, пляска мертвецов… Вот он, конец!
Никто не прислушивался к шороху оползающей земли за обшивкой стен, к дробному стуку щебня и гальки, к буре рвущихся снарядов и бомб.
Дух уничтожения и катастрофы царил на улицах.
А полевая жандармерия все еще вытаскивала дезертиров из щелей и подвалов. Кому везло, того не расстреливали на месте, а гнали под огонь противника. Потсдамская площадь превратилась в груду развалин, красные и белые звезды осветительных ракет рассыпались над станцией метро «Анхальтер» и ярко освещали вокзальное убежище. Оно уже было в руках Красной Армии, эсэсовские части, занимавшие последний оборонительный пояс вокруг Вильгельмплац, оставив убежище, станцию метро и отель «Эксельсиор», отошли. Войска маршала Жукова продвигались вперед и гнали немцев по Шлоссбрюкке и Унтер-ден-Линден. Эта широкая нарядная улица была завалена трупами солдат, павшими лошадьми, обломками орудий, сгоревшими танками… Вильгельмплац, Фоссштрассе, старую и новую рейхсканцелярию окутал густой дым… В центре города отдельные группы солдат еще пытались сопротивляться, но они уже давно потеряли связь друг с другом. Немецкая армия растаяла, остался один-единственный батальон на Вильгельмплац. Этот батальон был последней надеждой подземных пленников, последней соломинкой, за которую хватался и Брандт.