Лаутербах обиделся:
Ты приехал к нам и сразу распоряжаешься. Мне это не нравится.
— Будь же благоразумен, Фриц. Тебе нет никакого смысла растрачивать свои силы по мелочам. Ты сидишь в своем поселке, как в подполье… — он вдруг прервал себя. — Да знаете ли вы, что произошло сегодня ночью?
— А что?
— Сегодня ночью фашистская Германия капитулировала… В Карлсхорсте Кейтель подписал акт о капитуляции. Наступил мир.
— Но какой мир… — задумчиво проговорил Лаутербах, и Радлову показалось, что Седой при этом взглянул на него. Известие о капитуляции прозвучало для Радлова как гром среди ясного неба. Поражение — капитуляция — мир. А дальше что? О чем говорит Гартман?
— Сейчас главное — создать новую, демократическую Германию, Наша первейшая задача состоит в том, чтобы с помощью оккупационных властей ликвидировать хозяйственную разруху и начать снабжение населения продуктами. Мы ведь не можем без конца питаться за счет Красной Армии, нам необходимо убрать развалины, восстановить движение транспорта, подачу электричества и газа, пустить заводы, создать новую почтовую и финансовую систему. А это значит: трудиться и трудиться, всего этого не смогут осилить мелкие комитеты, работающие в одиночку, для этого необходим магистрат, районные управления, государственный аппарат. Нам нужен бургомистр, новая полиция. Да, Фридрих, ведь этого мы все и хотели — чтобы власть оказалась в руках рабочих.
— Но неужели ты думаешь всерьез, что русские допустят это?
— А ты не думаешь? Но ведь ты для того и расклеивал плакаты, в которых говорится, что немецкое государство остается. Немецкое государство, Фридрих, демократическое государство, без нацистов. Знаешь, кто сегодня прибыл в Берлин? Товарищ Микоян.
— Ну и прекрасно, — Лаутербах встал. — Ты информирован лучше, чем я. Поживем — увидим. Но что же нам теперь делать?
— Комитет распустить, вместо него избрать доверенное лицо, которое составит картотеку населения вашего поселка. Нацисты ведь уничтожили все документы. Завтра встретимся здесь. Приводи с собой товарищей и друзей, которых ты хорошо знаешь и кто готов сотрудничать. Нужны сейчас все, кроме нацистов.
Гартман каждому пожал руку. Возле Радлова он на мгновение задержался.
— Ты правильно делаешь, Фриц, что заботишься о молодежи. У них в голове еще полная неразбериха. — Он легонько похлопал Радлова по плечу. — Стало быть, до завтра.
Они снова поднялись по лестнице, но возле приемной коменданта Гартман вдруг спросил:
— А зачем, собственно говоря, ты пришел?
— Да вот, видишь ли, хотелось бы раздобыть продуктов для тех, кто работает.
Через десять минут они уже вышли на улицу. Офицер по снабжению выписал им ордер на тонну картофеля.
Молча двинулись они в обратный путь. Каждый был погружен в свои мысли. У Радлова в голове все перемешалось. Он уже ничего не понимал. А сравнивая Брандта и Гартмана, не мог прийти ни к какому решению. Оба говорили о Германии, но слова произносили разные. Что понимал под Германией Брандт, было Радлову ясно, но как должна выглядеть демократическая Германия, он не мог себе представить.
IX
Губертус Брандт никогда ничего подобного не видел. Площадь перед главным вокзалом Мюнхена так и кишела множеством людей. И в этой толкучке шныряли мелкие торгаши, они предлагали все на свете. В царящей здесь толкотне и сутолоке никто даже не пытался скрывать свои темные делишки. Беззастенчивее всего вели себя американцы, они и покупали и продавали. Вот один оптом предлагает сигареты, между ногами у него стоит рюкзак, и он достает из него все новый и новый товар. Оптовым покупателям американец делал значительную скидку, торговля шла блестяще, деньги он небрежно совал в карман брюк. Вокруг него сновали орущие, жестикулирующие люди. И среди них — штандартенюнкер запаса Губертус Брандт.
Он только что приехал в Мюнхен. Двадцать четыре часа, которые ему полагалось пробыть в штаб-квартире Деница, он растянул на три дня и до сих пор оставался бы в Фленсбурге, если бы Советская контрольная комиссия не предупредила о своем приезде.
Известие о прибытии русских произвело в штабе Деница впечатление разорвавшейся бомбы. Там были слишком уверены в своих силах, особенно после речи Черчилля по радио, ибо она превзошла все ожидания «нового правительства». Он и не подумает, заявил Черчилль, поручать своим войскам в Германии управление страной. Дениц увидел в этом признание своего кабинета, и в Фленсбурге-Мюрвике царило на следующий день веселое оживление. Все поздравляли друг друга. Но преждевременно…