Иоахим пробормотал что-то вроде приветствия и спросил, нельзя ли ему войти. Но уже в полутемном коридоре он понял, что явился совершенно некстати. Кругом стояли ящики и чемоданы, а сквозь приотворенную дверь в комнату видны были раскрытые шкаф и комод.
Доктор Фишер не очень-то дружелюбно рассматривал незнакомого парня и наконец сказал, словно желая объяснить всю эту кутерьму, что и ему приходится переезжать, его выселяют из квартиры.
У них дома такая же история, ответил Иоахим, неожиданно нашедший нить, за которую и ухватился. Его отец, рассказал он, был рядовым членом партии, а теперь его уволили с железной дороги и у них нет ни гроша. А так как он слышал, что доктор Фишер… Радлов запнулся, но потом, мгновенно решившись, развернул свой пакет и спросил бывшего советника:
— Не хотите ли приобрести?
Зная, что Фишер тоже был нацистом, он считал, что они быстро найдут общий язык.
Так и случилось, доктор Фишер несколько смущенно захихикал, пощупал шерсть, осведомился о цене и без лишних слов выложил на стол пятнадцать стомарковых бумажек.
Юноша был настолько ошарашен, что даже не заметил, с какой быстротой за ним заперли дверь. Он и не подозревал, что застал советника в самый разгар сборов, потому что тот решил бежать на Запад, и принял Иоахима за шантажиста.
Иоахим несказанно обрадовался деньгам, благодаря которым мог теперь помочь родителям. Сбегав к Муку и отдав ему тысячу марок, он вернулся домой и с гордостью пошел к матери. Та вначале ни за что не хотела брать деньги и, только выслушав историю этих бумажек, заперла их в кухонный шкаф. Нежно, однако не без упрека в голосе она сказала:
— Но больше этого не делай, Ахим.
И все-таки Радлов чувствовал, что мать рада — ведь теперь ей не придется продавать сервиз.
Вскоре вернулся отец. Его хлопоты оказались тщетными.
Новая квартира Радлова находилась в Нижнем городе, на Вальгассе, как раз напротив пивной Стефана, которую Гензель превратил в молодежный клуб. Она была куда меньше их прежней и состояла всего из одной комнаты и небольшой каморки. В комнату, служившую одновременно гостиной и спальней родителей, попадали прямо с лестничной площадки. Кухни не было. Нишу с плитой мать отделила от комнаты занавеской.
В каморке поселился Иоахим. Непосредственная близость их квартиры к молодежному клубу ему вовсе не нравилась, того и гляди встретишь Гензеля.
Семья Радлова постепенно свыклась с новым жилищем. Как-то раз, за ужином, мать даже сказала:
— Все могло сложиться и хуже. Другие потеряли больше, чем мы…
Отец совершенно изменился. Он все еще был подавлен, но тем не менее словно очнулся от летаргического сна. Теперь ему снова хотелось работать.
— Сторожем я еще, пожалуй, могу быть, — сказал он.
Однажды вечером к ним зашел Ганс Мук. Иоахим обрадовался, увидев на пороге сына аптекаря, и подумал: «Хоть один еще помнит о нас». Но радость скоро сменилась разочарованием. Едва они уселись в каморке на узкую кровать, как Мук с упреком сказал:
— Мог бы меня по крайней мере известить о том, что вы переезжаете.
— Да ведь все произошло слишком быстро, — оправдывался Иоахихм, — времени не было. К тому же мы надеялись до последней минуты…
— Ну, ладно, ладно. Что с материалом?
Иоахим заметил быстрый недоверчивый взгляд, который бросил на него Мук, и удивленно сказал:
— Конечно я взял его с собой.
Вдруг ему стало ясно, что Мук пришел вовсе не ради него. Он, видно, испугался, что Иоахим удерет, забрав отрезы.
Мук почувствовал, что он раздражен, и живо отозвался:
— Я вовсе не подгоняю тебя, но мне хотелось бы кончить наше дельце…
Иоахим обиделся:
— Можешь забирать свои отрезы, если не доверяешь.
Мук попытался успокоить его.
— Пойми меня, Иоахим, — сказал он, избегая, однако, смотреть Радлову в глаза. — Расписка с твоей подписью, собственно говоря, недействительна. Ты же еще несовершеннолетний, и ее должен был бы гарантировать твой отец. Но с него нечего взять, особенно теперь, раз вы переселились в этот рабочий район…
Так вот где собака зарыта! И впервые Иоахиму стало ясно, в какое положение он попал. Узенькая комнатка, со стен осыпается штукатурка, нищенская мебель, а на нем самом старый, во многих местах залатанный костюм. Какой контраст в сравнении с этим ухоженным элегантным аптекарским сынком. Значит, вот в чем дело: когда он жил в Новом городе, Мук избрал его своим компаньоном, но теперь он для этой роли не годится, теперь ему нельзя доверять. Тьфу, черт! Взять бы да попросту выставить Мука за дверь!